У пределов мрака - [116]

Напрасно мы с доктором пытались убедить ее, что замужество — дело естественное, достойное, и что Кобюса можно считать весьма приличным мужчиной, так что его предложение — большая честь для нее. Она со скандалом выгнала некстати появившегося жениха, угрожая ему страшными карами. Бедняга чудом уцелел, так как инстинкт самосохранения мудро посоветовал ему не дожидаться использования потенциальной невестой сковородок и другого тяжелого кухонного оборудования.

— Доктор, — как-то призналась Гертруда Санториксу, — ему крупно повезло, что он так неосмотрительно выдал свое тайное желание и благодаря этому уцелел; при одной только мысли, что мужчина может стать моим господином, я превращаюсь в разъяренную тигрицу.

Доктор постарался отделаться несколькими искусно завуалированными шутливыми замечаниями.

— Клянусь, я предпочла бы вместо замужества потерять обе ноги, — серьезно заявила Гертруда.

Несмотря на столь катастрофическую неудачу, Кобюс продолжал приглашать меня выходить в море на его лодке. Упорный, как все мужчины его профессии, он не потерял надежду. Иногда после удачной ловли, Кобюс пришвартовывал свою лодку у причала соседнего городка, продавал рыбу на местном рынке и на вырученные деньги устраивал небольшой праздничный вечер в таверне «У лукавого китайца».

Я с удовольствием сопровождал его, так как в этом баре пиво всегда было холодным, а полки за стойкой украшало множество разноцветных бутылок. Мы больше болтали, чем пили, пуская к потолку дымные кольца, и вместе с табачным дымом сами собой рождались веселившие нас чудесные фантазии.

Марта, хозяйка таверны, расставлявшая на нашем столе празднично расцвеченные бутылки, была эффектной брюнеткой с матовой кожей лица; она когда-то приехала сюда из какой-то азиатской страны с матросом, через какое-то время бросившим ее.

Она часами оставалась за стойкой, и ее взгляд терялся между тяжелыми бархатными занавесями; я уверен, что перед ее мысленным взором раздувались паруса судов, идущих то на юг, то на север, и в них воплощалось великое приключение.

Я был не единственным аборигеном, посещавшим «Лукавого китайца»; время от времени здесь появлялся тщедушный тип с гноящимися глазами, заметно хромавший; он всегда выпивал свой стаканчик старого схидамского вина[62].

Он обычно приветствовал всех присутствующих широким взмахом своей канадской шляпы; ему отвечали крайне небрежно, с оттенком презрения.

— От него несет мускусом, словно от зверя из яванских лесов, — как-то сообщил мне один из завсегдатаев, в прежние годы посещавший знойные края Востока. — Мне больше нравится запах рыбы, смолы и жевательного табака.

Однажды я увидел прикрепленный к зеркалу кусочек грязного картона, на котором прочитал:

«Геррит Хоутпенн —

Коммерческая информация —

Морская страховка»

Увидев, что я присматриваюсь к этому объявлению, Кобюс фыркнул:

— Вонючее животное!

Марта оторвалась от созерцания призрачных островов, обожженных солнцем, раздувающихся парусов и развевающихся флагов, и ее нежный взгляд остановился на мне.

— Мы возвращаемся к лодкам, мсье Жак, — обратился ко мне Кобюс. — Если хотите, подождите нас здесь, мы захватим вас, когда будем возвращаться.

Толпа рыбаков вывалилась на улицу, грохоча сапогами.

Я остался наедине с Мартой.

Произошедшее затем было очень простым, очень понятным, я бы сказал, психологически достоверным.

Ни слова не сказав, она вышла из-за стойки, подошла к моему столику, наклонилась и коснулась моих губ своими губами.

— Идем туда, — сказала она, кивнув на тяжелую занавеску, за которой скрывались жилые комнаты.

Энергично схватив меня за руку и едва не сломав при этом запястье, она потащила меня за собой.

Мы оказались в темной комнате; небольшая спиртовка отбрасывала фантомные отблески на странный предмет, оказавшийся старинным кофейником из красной меди, рядом с которым светились зеленые кошачьи глаза.

Следующая комната оказалась еще более темной; ее освещал только жалкий зеленовато-серый свет, сочившийся через небольшое окошко.

У меня возникло ощущение «дежа вю». Диван застонал под двумя опустившимися на него телами. Я вздрогнул от прикосновения материи, холодной и шершавой, словно кожа змеи.

Я смутно различал лежавшее на спине белое тело Марты. Моя рука отыскала ее грудь, большую, твердую и холодную.

— Твоя рука на моем сердце, — простонала она на экзотическом мелодичном языке, который, как ни странно, я понял. — О, как чувство этого облегчает мое существование!

Неожиданно возникшее неприятное ощущение становилось все более и более навязчивым.

Я отодвинулся от продолжающего вибрировать тела Марты. В сгустившихся сумерках язычок спиртовки заметно увеличился. Кофейник принялся негромко бормотать свою ритуальную песенку.

В зале для посетителей кто-то негромко откашлялся. Я вышел из-за стойки и оказался нос к носу с господином Герритом Хоутпенном, занимавшимся, как я запомнил, коммерческой информацией и морской страховкой.

Он ничуть не удивился моему появлению из глубины частной половины «Лукавого китайца» и его приветствие выглядело столь же непринужденным, как и обычно.

— Я надеялся увидеть вас здесь, — начал он. — Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезным?