У нас все хорошо - [8]

На следующий день в половине десятого Рихард еще не встал с постели. Стуком в дверь Альма напомнила ему о приходе врача, на что он ответил, что не испытывает симпатии к врачам, особенно к тем, которые могут лишь подтвердить, что его уже давно пора сдавать на металлолом. На повторный вопрос Альмы он буркнул, что не хочет вставать с постели, потому что неважно себя чувствует. О подробностях своего плохого самочувствия он не стал распространяться и не захотел встать и открыть дверь.

Это уже не в первый раз, когда Рихард из-за внезапно нахлынувшего на него приступа слабоволия меняет свои планы, прибегая к сомнительным доводам. Но поскольку Рихард запирается уже несколько лет, Альма испугалась. Она подумала: может, он действительно серьезно болен, только относится к этому с пренебрежением, потому что болезнь для такого мужчины, как он, не что иное, как тяжело переносимый позор, сравнимый разве что с преднамеренной порчей чужого имущества. Однако по его тону она поняла, что настроение у него на удивление отнюдь не такое уж дурное. Это показалось ей еще одним плохим признаком. Так что было правильно, что она позвонила доктору Венцелю и попросила его зайти.

Доктор Венцель пришел на двадцать минут позже, один раз основательно постучал Рихарду в дверь и, выдержав паузу, громким голосом назвал свое имя и профессию, что возымело действие. Рихард услужливо (поспешно и дисциплинированно) открыл дверь и сказал:

— Большое спасибо, что вы пришли.

Он был в шлафроке нараспашку и выглядел изнуренным. На пижаме большие пятна пота, словно сон и сидение в комнате были для него напряженной работой. У Альмы защемило сердце, когда она увидела его таким измученным и обессиленным. У него в самом деле был вид полной развалины. Плачевная картина. Поэтому она, чтобы не усугублять его положение, скрылась из виду.

Доктор Венцель долго пробыл у Рихарда. Беседа продолжалась добрых пятнадцать минут. За это время Альма успела починить свой плащ — на левом рукаве разошелся шов. Когда доктор Венцель спустился вниз, он сообщил, что важнейшим результатом беседы явилось одно доверительное высказывание: Рихард сломал себе голову, раздумывая, где достать денег. Значит, он просто не соображает, что достаточно всего лишь дойти до банка и снять со счета столько, сколько необходимо.

Доктор Венцель сказал:

— Это очень прискорбно. Конечно, для всех наступает такой момент, когда силы покидают человека. Не хочется верить в это. Но ведь Рихард хотя и в отставке, а все-таки министр.

— Забудьте про это! Последнее «прости!», как говорили семеро швабов[8]. До свидания, ба-ба![9] Так было, когда он уезжал в командировку: До свидания, Рихард. До свидания, Альма, ба-ба.

Доктор Венцель пояснил, что Рихард прекрасно понимает, насколько сильно в настоящий момент загнан умственно в угол (подлинные его слова). Рихард находится в темной зоне сознания между фактическим состоянием, которое он по понятным причинам отвергает, и работоспособностью прошлых лет, о которой вспоминает в критические моменты, имея собственное представление о том времени, но из этого не следует, что он знает, как добиться улучшения ситуации. Теоретически он понимает свои прежние возможности, отчего сегодняшние дефекты в его умственной деятельности еще сильнее отягощают его психику. По-видимому, именно поэтому ему хочется в первую очередь говорить о славном прошлом, а о сегодняшних временах только как бы между прочим, при этом со злобой и ожесточением.

— Вам сейчас лучше всего запастись нечеловеческим терпением, стать, что называется, толстокожей, — посоветовал доктор Венцель.

— Легко сказать, но долго так не продержаться. Со временем это здорово надоедает.

— Не стоит принимать все так близко к сердцу.

— Ну, ладно, посмотрим. В любом случае я постараюсь.

Доктор Венцель распрощался. Не успел он уйти, как вниз спустился Рихард, одетый на выход: два пиджака, один поверх другого. Пиджаки прекрасно подходили друг к другу по цвету и делали Рихарда в плечах очень даже импозантным. Он созвонился с фрау Цирер, своей многолетней секретаршей, и спросил, когда можно зайти к ней.

— Замечательно! Тогда я буду у вас примерно через час.

Альма, ожидавшая чего угодно, стала опасаться, что Рихард попросит фрау Цирер сходить с ним в банк. Поэтому она спросила:

— Куда ты собрался?

— Нанести визит.

— Но для этого необязательно надевать два пиджака.

После некоторых препирательств ей удалось уговорить его снять один пиджак. Тогда он ворчливо сказал:

— Поскольку ты задержала меня, мне придется взять машину.

— Пожалуйста, не забудь, что на твоей карточке по уплате дорожного налога нет марок за этот и предыдущий месяц.

Он сделал большие глаза.

— На твоей налоговой карточке нет пошлинных марок! — повторила Альма.

— У меня создается впечатление, ты все это специально выдумываешь для того, чтобы позлить меня. А у меня сейчас как раз туго с деньгами.

Она показала ему свою карточку.

— Такую же надо иметь и для твоей машины.

До него опять не дошло, и, когда Рихард с удвоенной энергией повторил, что все делается для того, чтобы только вывести его из себя, Альма оставила эту тему, вспомнив дельный совет доктора Венцеля, данный ей несколько минут назад, — она не должна принимать все близко к сердцу. Ну, пусть. Вот он, закат жизни. Она сказала самой себе: мне нужно постепенно научиться думать совсем по-другому. Пожалуй, я лучше пошлю вслед за ним патрульную машину. Он ведь сам признает, что больше не может держать правильную дистанцию. Кроме того, я несколько недель назад сама видела, как он, доедая салат, все пытался подцепить вилкой нарисованные на тарелке листочки. И лишь только после третьей или четвертой попытки до него дошло, что тарелка пуста.