У нас все хорошо - [10]
Она выдрала и скомкала листок календаря. С глаз долой — из сердца вон. В первую очередь все, что связано с Рихардом. Она принимает аспирин и для верности еще пирамидон. Затем удобно вытягивается в гостиной на кожаной оттоманке, которая уже рассохлась и пахнет пылью. Она моментально засыпает под развевающиеся на ветру занавески и несмотря на тиканье часов да свистящий звук, издаваемый качающимся туда-сюда маятником. При этом ей снится Ингрид, да так отчетливо, что, проснувшись, она еще какое-то время лежит, чтобы побыть под впечатлением сна. Она боится, что он моментально исчезнет, как только она встанет, и того чувства счастья, которое она испытала, уже не будет, ведь она видела свою дочь без ощущения, что ее нет в живых.
Во сне Альма шла вместе с Рихардом и Ингрид, которой тогда было около пятнадцати, в Мауэрбахе по заросшему мхом мостику, к сожалению, его уже больше нет. С него прекрасно было видно вершину горы в Тульбинге, а в глубокой воде под самым мостом всегда стояла форель. Вдруг они увидели купающуюся Ингрид. Альма с удовольствием следила за ее сильными движениями, радовалась красивому телу и думала при этом (уже в какой раз): а ведь есть люди, которые утверждают, что эта прекрасная девушка мертва. Ингрид выскочила из воды и опять стояла на мостике, сдержанно улыбаясь, как всегда, когда чему-нибудь особенно радовалась. Она показалась Альме выше и тоньше, чем в последний раз, только вот лицо немного располнело. Волосы были собраны в конский хвост, а блузка напоминала ту, что Альма подарила ей как-то на Рождество, — в цветочек из хлопчатобумажного крепа, опять вошедшего сегодня в моду. Альма смотрела на Ингрид и была счастлива, такой сияющей она выглядела. Она заговорила с Ингрид: как замечательно, что ты пришла, ведь мы не виделись с твоей свадьбы.
Что было потом, Альма уже не помнит, хотя проснулась она не сразу. Однако после этого сна на нее не нахлынуло чувство печали (ах, она ведь умерла!), — она утонула, поэтому ты и видела ее купающейся. В большей степени ею овладело счастье неожиданно постоять рядом с человеком, которого не видела давно, испытывая при этом отрадное чувство: она меня не забыла и я ей все же не безразлична.
Удивительно то, что лишь спустя полгода после смерти Ингрид Альма стала видеть ее во сне, и эти сны с тех пор не прекращаются. Она часто видела раньше во сне и Отто, обычно, как он возвращается из русского плена, в котором никогда не был, потому что в свои четырнадцать лет был слишком молод, чтобы попасть в плен. Эти сны продолжались до 1957 года, а потом внезапно прекратились.
Один раз, она видит это и сейчас, Отто вернулся через Венгрию, сон был связан с венгерским восстанием, и это был последний сон о нем. Она услышала шаги. Кто это может сейчас прийти? Это был Отто, у него белокурые волосы — как тогда, до того, как его подстригли под ежик в юнгфольке[10]. Под мальчишескими глазами сине-черные тени, как в австрийских кинохрониках у возвращавшихся из плена. Альма спросила: сынок, ты действительно вернулся домой и это не сон, как раньше? И тогда он ответил: мама, я пришел через Венгрию, и я испытываю большое облегчение, что наконец-то я с вами, и это действительно не сон. Я остаюсь дома.
Теперь же Альма живет с ощущением, как будто все, что происходит вокруг, могло случиться только во сне. Она все время думает, что ей надо проснуться, но вряд ли это что даст, потому что в ее снах отражаются желания, а не страхи. Поэтому она с такой легкостью и осознает в совместной жизни с Рихардом, что это не сон. И незачем щипать себя за руку, от этого сон только улетучится, и притом окончательно.
Она садится в кровати. Вот уже несколько минут на кухне Рихард с остервенением крутит ручку радиоприемника, не задерживаясь ни на одной волне дольше чем на секунду. Он прошелся уже по городам на шкале приемника как минимум три или четыре раза, проверив все атмосферные помехи на их передачи, вероятно, пытаясь таким образом обратить внимание на то, что он с детства привык, чтоб ему подавали обед с боем часов в полдень. Альма склоняется над своей ногой, она выглядит значительно лучше, чем час назад. Она встает и медленно идет по направлению к кухне. Каждый раз после общения с одним из своих юных чад-призраков, она ощущает внутренний прилив сил, необходимых ей для будней с Рихардом.
— Что ты ищешь? — спрашивает она.
— Да ничего. Может, какой хороший концерт духового оркестра. Немного маршевой музыки.
При этом он выключает радио и, вместо того чтобы покинуть кухню, как делает обычно, когда приходит Альма, садится к столу и пьет кофе, который сварил себе сам.
Альма замечает, как растет ее напряжение. От одного только присутствия Рихарда пульс начинает биться чаще, и ничего не меняется оттого, что в настоящий момент Рихард, похоже, чувствует себя более или менее прилично. Она сильно громыхает кастрюлями, чтобы он не затеял разговора. Но в этом есть и свои минусы, потому что образ Ингрид растворяется, причем слишком быстро, как и годы, пролетевшие тогда словно в одну минуту. Альма хотела восстановить контакт с Ингрид и думала, что времени еще предостаточно. Но в действительности, оглядываясь назад, она сознается, что это требовало большего мужества или, по крайней мере, больших усилий, чем она тогда прикладывала. А потом Ингрид вдруг умерла.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Кристоф Симон (р. 1972) – известный швейцарский джазмен и писатель.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» (Franz oder Warum Antilopen nebeneinander laufen, 2001) – первый роман Симона – сразу же снискал у читателей успех, разошелся тиражом более 10000 экземпляров и был номинирован на премию Ингеборг Бахман. Критики называют Кристофа Симона швейцарским Сэлинджером.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» – это роман о взрослении, о поисках своего места в жизни. Главный герой, Франц Обрист, как будто прячется за свое детство, в свою гимназию-«кубик».