У нас в Крисанте - [78]
Мрачный пассажир, оцепенев на своем месте, безразлично и холодно посматривал на тянувшиеся по правую сторону улицы спящие магазины, вывески которых, однако, нельзя было прочесть в смутном, расплывчатом свете январского утра. Только один-единственный раз он встрепенулся и, вытянув шею, уставился на магазин с двумя витринами, закрытыми ставнями.
Заметил это и извозчик и тотчас же пояснил:
— Здесь когда-то был магазин купца Бэкэляну.
Пассажир отвернулся и ничего не ответил. Затем он закрыл глаза и притворился, что дремлет. Так он сидел, пока пролетка не подъехала к городскому парку. Тут седок все чаще стал высовывать голову из-под кожаного верха пролетки, внимательно оглядываясь по сторонам, и наконец спросил:
— Где, ты сказал, здесь общежитие?
— Недалеко от будки путевого обходчика, — охотно пояснил извозчик и, оживившись, торопливо продолжал: — Вы, верно, притомились в пути… Сколько инженеров я вот так привозил! А теперь на вокзал ходят два автобуса. Да, ничего не скажешь, растет наш городок… Скоро большим городом станет, сударь мой. Говорят, что этот завод будет самым крупным не только у нас, но и в соседних странах. Да, подшипники — это не шутка.
— Это что, общежития? — скучающе перебил его пассажир, пристально всматриваясь в смутные очертания низеньких прямоугольных домиков по левой стороне шоссе, и, не дожидаясь ответа, повелительно крикнул: — Остановись… Я здесь сойду!..
Извозчик натянул вожжи. «Ух, и вредный, видать, человек! Наверное, из тех инспекторов, что так и норовят неожиданно нагрянуть и налететь как ястреб… А то зачем бы он стал вылезать посередине дороги? Черт его душу знает…»
Получив деньги, он поспешно повернул лошадей и обстоятельно отругал ленивую кобылу, которая опять ухитрилась переложить всю тяжесть на смирного буланого конька…
— …Двигай, двигай, ослиное отродье! — прикрикнул он и вытянул кобылу по заснеженному крупу.
Но странный пассажир не направился к воротам, над которыми поблескивала красная звездочка. Не оглядываясь по сторонам, пересек наискосок шоссе и, с трудом передвигая больные ноги, поплелся мимо грязных сугробов по краю придорожной канавы. Шляпа его была низко надвинута на лоб, и он шагал, тяжело прихрамывая и то и дело перекладывая из одной руки в другую деревянный сундучок. Внезапно он замер на месте. Справа, вдоль шоссе, в сером туманном свете зимнего утра вырисовывались очертания корпусов большого завода. Некоторые из них были еще в строительных лесах. На бледном небе словно серебристые льдинки медленно таяли звезды. Ветер завывал на вершине засыпанного снегом холма и посвистывал между тонкими стволами деревьев по ту сторону шоссе. Деревья эти, по-видимому, были посажены совсем недавно.
— Целых десять лет! — пробормотал сквозь зубы пришелец, поглядывая то на вершину холма и тоненькие, беспомощные на ветру деревья, то на внушительные корпуса завода. — Десять лет! — пробормотал он и в испуге вздрогнул.
Его нагнали два больших крытых грузовика. Они мчались из города и въехали в высокие ворота завода.
Человек еще больше съежился в своем коротком, подбитом мехом пальто и ускорил шаг. Но у ворот фабрики он не остановился, а пошел дальше по шоссе, с трудом передвигая длинные, несгибающиеся ноги, обутые в тяжелые, подбитые гвоздями ботинки. У четвертого километра, там, где главное шоссе сворачивало к холмам Присэкань, он сошел с шоссе и побрел по узкой тропе, почти скрытой акациевой рощицей, издали напоминающей кривой, щербатый гребень.
Около дома Гаврилы Бреба он остановился и неуверенно направился к воротам. Глаза его трусливо забегали по сторонам, то и дело возвращаясь к зданию бывшей усадьбы старого Крисанты. Высящиеся перед террасой ели на фоне белого снега казались огромными дымчатыми призраками… Он снова пробормотал себе что-то под нос, быстро отвернулся и принялся с силой трясти железную скобу калитки.
Цынку выскочил из-под сарая в глубине двора и с громким лаем бросился к воротам. В бешенстве кидался он на ворота и царапал их когтями. Незнакомец отступил на шаг и злобно обругал собаку.
Наконец дверь сеней приоткрылась, и раздался глухой, сонный голос:
— Кто это там?
Незнакомец вздрогнул, но ничего не ответил и продолжал колошматить калитку.
А Цынку словно взбесился. Куснул дерево забора, вскочил на задние лапы и поднял такой визг, словно ему привязали жестянку к хвосту.
— Ты что не отвечаешь? Кто это там? — вновь спросил хозяин, спускаясь со ступенек завалинки.
— Уйми свою шавку! — тихо приказал незнакомец. — Это я!
— Кто — я? — так же неприветливо спросил дядя Гаврила, тщетно пытаясь разглядеть в темноте гостя. Он недоверчиво уставился в лицо незнакомца и вдруг так и замер на месте.
— Это я. Ты что, шурин, не узнал меня?.. — насмешливо расхохотался пришелец, оскалив белые острые, как у волка, зубы… — Рад, что застал тебя в добром здравии!..
Странный человек поплелся мимо грязных сугробов.
— Господин Емилиан! — в испуге пролепетал Гаврила Бреб, с трудом сдвинулся с места и огрел обиженно завывшего пса. — Марш отсюда!
Но Цынку словно прилип к его ногам. Угрожающе оскалив клыки, он яростно лаял, как бы чувствуя, что хозяин его чего-то боится.
