У нас в Крисанте - [76]

— Орестел? Обещал? — с кислой миной, словно проглотив по большой ложке касторки, хором откликнулись братья Рига.

Лупеш с негодованием сплюнул в сугроб и торжественно заявил:

— Осел тот, кто хоть на грош поверит в обещание Орестела.

— Сам-то он пролез, — печально прохрипел Алекуцу, — а мы тут торчим с часу дня!

— Сейчас уже половина четвертого! — воскликнул Михэлука, взглянув на часы.

— Ой, бедненькие! А они всё торчат здесь и мерзнут! — раздался вдруг звонкий, веселый голос.

— Товарищ Илдика!..

— Дедушка, вот у меня пропуск на моих пионеров.

— Да какой же это пропуск? Это пачка сигарет «Карпаць»! — обиженно пробормотал вахтер. — За кого вы меня принимаете! Я все расскажу мастеру Барани…

Илдика весело расхохоталась:

— Да не сердитесь, дедушка, лучше посмотрите, кто на этой пачке расписался. Ведь это подпись секретаря нашей парторганизации товарища Деду! Он пишет, что разрешает пропустить ребят, а вам посылает пачку сигарет. Курите на здоровье.

— Ну, это совсем другое дело! — с удовлетворением отметил старик.

«Дорогой дядюшка Томека!

Я здоров, и у нас такой страшный мороз, что дядя Гаврила должен был и ночью остаться у парников, чтобы поддерживать в котле пар. Но мороз этот пришелся нам как нельзя более кстати. Мы вчера вечером закончили перевозку в цех с вокзала нового станка. А вот комиссия из Бухареста считала, что надо обязательно сделать асфальтовое шоссе от железной дороги, через все поле, до самых дверей цеха. За такое шоссе нужно было бы уплатить кучу денег — целых 40 000 лей. А мастер Барани, отец нашей пионервожатой, взял на себя обязательство перевезти станок в свой цех по такому шоссе, которое ничего не будет стоить… Только бы мороз был на его стороне! Вот почему я написал, что мороз пришелся нам как нельзя более кстати. Я, Титина и Бенони тоже поехали поглядеть, как будут перевозить новый станок. Его перевозили два дня и одну ночь! Ну, а работа там была «колоссальная». Так сказал секретарь нашего партийного бюро товарищ Деду, когда он обнял и поздравил мастера Барани. Да и мы все от радости плясали, обнимались и целовались! Даже на Орестела перестали сердиться, хотя он не сдержал слова и пошел без нас смотреть, как перевозят станок. Он клянется, что, как только увидел, какая там кипит работа, у него сразу из головы вылетело обещание достать и на нас пропуск.

Очень жаль, дядюшка Томека, что ты не видел мастера Барани, когда все выпили по стаканчику за его здоровье. Он слегка захмелел и все потчевал станок из своего стакана. «Пей, сынок, пей, — приговаривал мастер, — пей и набирайся сил Завтра начнем работать, будем соревноваться и обязательно завоюем почетный вымпел!..» Старый мастер радовался как ребенок, хотя очень устал и совсем с ног сбился. Ведь он столько времени не присаживался и не спал ни минутки… А это не шутка. Работа и впрямь была колоссальная… Перевезли этот станок на огромных бревнах. Продвигали его на несколько сантиметров и перетаскивали задние бревна вперед. Двигались очень медленно, а бревна у нас были вроде шарикоподшипников. Отец Орестела нам рассказал, что так работали еще в древности, так перевозили каменные глыбы египетские феллахи и построили две-три тысячи лет назад огромные памятники — пирамиды.

На обратном пути, дядюшка Томека, мы отвезли домой на санях Илдику и мастера Барани и всю дорогу веселились и хохотали.

На ферму мы возвратились очень поздно, и мать Титины уже беспокоилась. Мы ей рассказали подробно, как все там было, а она почему-то, вместо того чтобы радоваться, начала вдруг плакать. Я еще никогда не видел, чтобы она плакала. Но товарищ Гига объяснила нам, что это она не от горя плачет, а от радости, потому что видит, как у пас вырастают крылья, на которых мы полетим к светлому будущему. Бенони, словно маленький, начал себя ощупывать, хотел увидеть, в каком это месте у него начинают расти крылья, и товарищ Гига стала смеяться сквозь слезы. А мне за него стало очень стыдно, потому что я понял, что она хотела этим сказать.

С большой любовью

Михэлука Бреб».

«Дорогой дядюшка Томека!

Знал бы ты только, что мне рассказала Титина! Ты бы даже не поверил. До чего же наши враги злые, как сильно ненавидят они рабочих за то, что те вырвали из их когтей поместья и фабрики и не хотят больше быть их слугами. Товарищ Гига, начальница фермы, никогда не плачет. Вот потому-то у нее волосы совсем поседели, хотя она еще не старая. Она одна знает, сколько горя у нее на сердце. Даже тетка плакала, когда я ей рассказал все, что узнал. Как раз вчера, 22 декабря, исполнилось шесть лет, как отца Титины застрелил бандит и провокатор Ставриад, который раньше выдавал полиции коммунистов. Понимаешь, дядюшка Томека, до нашего освобождения, 23 августа 1944 года, Ставриад только этим и занимался — знакомился с рабочими, разнюхивал, выведывал, кто из них коммунист, и выдавал полиции. Так он поступил с отважным коммунистом Лудовиком, который из-за него погиб в тюрьме от пыток. Я видел этого Лудовика на той фотографии, на которой мать и отец Титины. Но в конце концов и сам Ставриад околел как собака.

Так вот, 22 декабря отец Титины возвращался домой после совещания с крестьянами из района Пятра-Нямц. С ним в машине, кроме шофера, был еще один инженер. А когда они проезжали лесом, навстречу вышел какой-то человек и замахал руками, попросил захватить его с собой. Они остановились, а тогда из-за деревьев выскочили еще два вооруженных бандита, потому что тот, первый, тоже был бандит. «Руки вверх!» — закричали они. Но товарищи не подняли рук, и тогда фашисты начали в них стрелять. Шофер погнал машину, но его сразила пуля, и он так и умер, зажав в руках баранку. Другие пули продырявили колеса. Инженер испугался и выскочил из машины. Тут бандиты решили, что товарищ Гига, отец Титины, у них в лапах. Ведь это его они хотели убить, потому что он был партийным секретарем, как наш товарищ Деду. Но выстрелы бандитов услышали лесорубы, которые работали невдалеке. Они закричали и помчались на помощь.