У народов Восточной Африки - [21]

По извилистой тропинке, протоптанной за столетия босыми ногами, от самого горизонта, где в широком русле бывшей реки сохранилась еще тоненькая струйка воды, печально тянутся друг за другом женщины. Па головах они несут кувшины или выдолбленные тыквы. Куда девался присущий им темперамент? Пугливо и трепетно смотрят их черные глаза. Женщины измучены до последней степени. Сегодня уже в третий раз они идут за бесценным сокровищем — грязной, мутной водой. Липкий пот тонкими ручейками стекает по их голым животам. Всегда весело щебечущие, сейчас они молчат и отупевшим от усталости взором измеряют пространство, отделяющее их от заветной цели.

По-прежнему веселы одни ящерицы. Они шмыгают то здесь, то там, а потом скрываются в раскаленных скалах, где не может ступить нога человека, и лежат, наслаждаясь приятным для их тела зноем.

На полуразрушенном гнезде термитов переливается зеленым блеском смертоносная, ядовитая змея. Время от времени она конвульсивно вздрагивает от удовольствия, а ее пытливые глаза загораются кровожадным огнем. Змее некого бояться. Ни одно животное не захочет выйти из укрытия в такой нестерпимый зной. Даже длинноногая, изящная птица-секретарь — этот всегдашний враг змей — и та предпочитает прохладную тень прибрежных пальм и бананов. На высушенном солнцем, бело-желтом пространстве только ядовитая мамба поражает своей ярко-зеленой окраской.

Ах, простите! Зеленым пятном выделяется и новая шляпа Маню, моего проводника и слуги. Она еще не успела выгореть.

С того момента как состоялось наше знакомство, то есть с первых дней службы у меня, Мандо стал изысканно элегантен. Все заработанные деньги он тратит на одежду. У него есть все: и зеленая шляпа, и фиолетовый галстук, и рубашка цвета свеклы, и желтые брюки, и ярко-красные носки, и, наконец, башмаки со скрипом.

Неделю назад он попросил у меня отпуск на пять дней.

— Зачем тебе отпуск? — спросил я. — Ведь семья твоя здесь, совсем рядом, и ты можешь навещать ее почти каждый вечер.

— Мне нужно съездить в Корогве за башмаками.

— Так далеко?! — удивился я.

Рядом с нами в Аруше было много обувных магазинов, которые были значительно больше и лучше, чем лавочки в Корогве.

— Да, бвана мкубва. Только там есть сапожник, который умеет шить такие башмаки.

— Что же в них особенного?

— Ты знаешь, бвана, санитара Сахиди?

— Знаю. Ну и что?

— Так вот, он носит башмаки, привезенные из Корогве. Ты слышал?

— А что я должен был слышать?

— Как что? Ведь они же поют, как маримба. Ни один сапожник в Аруше не умеет шить такие чудесные башмаки.

Вскоре я забыл об этом разговоре, но отвратительный скрип башмаков Мандо напомнил мне их историю.

— Сколько же стоят эти музыкальные башмаки? — спросил я.

— Тридцать пять шиллингов.

— Побойся бога! В Аруше такие же можно купить за двадцать.

— Но они не поют, как маримба!

Мандо продолжает путь. Он идет широким шагом, стараясь извлечь из своих чудесных, поющих на все лады подметок как можно больше разнообразных звуков.

Тем временем последние, еще сохранившие остатки зелени кусты остались далеко позади, и мы вступили в бесплодную зону ярко-красной глинистой почвы. На ровной до сих пор поверхности начали появляться выступы, которые по мере приближения к синеющим на горизонте высокогорным цепям становились все выше и выше.

По дороге навстречу нам движутся огромные стада откорм пенного скота. По мордам животных стекают капли воды.

— Мы почти у цели, — говорит Мандо — вон за теми камнями первый колодец.

И вот мы у его края. Перед нашими глазами открывается совершенно неожиданная картина: искусственный, изрезанный ленточками дорог кратер, на дне которого чернеет несколько колодезных отверстий. Вниз отвесно опускаются каменные ступени. Из высеченных в камне желобов пьет скот. Впрочем, скот здесь везде. Погоняемый масайскими пастухами, он сходится сюда и расходится по радиусам, напоминая вереницы крупных муравьев. Голые, будто отлитые из бронзы мужские фигуры выстроились от желобов к колодцам. Из рук в руки ритмично передаются ведра.

Колодцы, расположенные на масайской равнине в Восточной Африке, и по сей день представляют собой неразгаданную загадку. Когда тысячу лет назад сюда пришли из Египта масаи, их ждали уже готовые колодцы, столь же таинственные и не менее древние, чем сегодня.

О происхождении этих колодцев ходят самые разные слухи. Некогда именно здесь пролегал главный путь следования финикийских караванов, направлявшихся за золотым руном и слоновой костью Вероятно, финикийские рабы и выкопали эти колодцы. Даже в настоящее время мало кто из белых жителей Танганьики слышал об их существовании, хотя они представляют собой явление уникальное.

— Солнце уже садится, а мы еще далеко от селений. Где ты думаешь ночевать? — спрашиваю я Мандо.

— Недалеко масайская бома; я знаком с предводителем племени, там можно будет устроиться.

— Хорошо. Проводи меня туда.

— Куда? В бому семейных или моранов (молодых воинов)?

— Туда, где безопаснее и чище.

— К моранам ближе. Я отведу тебя к ним.

И вот мы опять идем по равнине, обходя большие дороги, по которым ходит скот. По небу, как следы от реактивных самолетов, пролегли белые полосы облаков. Это пыль, поднимаемая копытами тысяч животных.