У - [113]

Шрифт
Интервал

Я беру слово, чтобы возразить, и говорю, что Киму никто не мешал проживать экспедицию в чистом виде. И обвинять нас — несправедливо с его стороны. Мы мальчишки, вот и дурачимся. Ничего нового в этом нет. Если ему не нравилось, надо было прямо сказать.

Ингве говорит, что все было монотоннее и скучнее, чем он ожидал. Но в то же время это дорогого стоит, хотя он и не может четко сформулировать почему. Он чувствует, что со временем эта поездка будет приобретать для него все большее значение. Во всяком случае, он надеется. А еще ему кажется, что мы должны были серьезнее отнестись к научным исследованиям. За то, что получилось, никто из нас не войдет в учебник истории. Но может быть, и ладно. На что нам это надо! Ясно же было с самого начала — весь проект был нереалистичным. Ну вот, по крайней мере, теперь это сказано. Кроме того, он надеялся и верил, что сможет обдумать свою жизнь и понять что-то, чего не понимал раньше, до нашей поездки, что это получится как-то само собой. Но этого не случилось. И отсюда разочарование.

Я защищаю наш проект, говорю, что я согласен, мы действительно поставили очень высокую планку, но нельзя сказать, что это было нереалистично. Планку всегда нужно ставить высоко. А упадешь, так упадешь. Это в правилах игры. Каждый день кто-то разоряется. Если ты боишься поражения, то и победы тебе никогда не видать. И к тому же ведь тут еще не сказано последнее слово. Откуда мы знаем, а вдруг наши маленькие открытия окажутся новым словом в науке. Например, политический эксперимент. Его можно разработать и продать промышленникам за головокружительную сумму. Они любят такие штуки. Покупают не глядя.

Руар вполне доволен. Ему тут пожилось хорошо. Сейчас, конечно, уже надоело, а вообще было здорово. Он наловчился мастерить мормышки, а по кулинарной части поэкспериментировал с тропическими ингредиентами. Дальше его амбиции и не взбегали. И еще — удалось вынести сексуальное воздержание. В общем и целом. Иного он от себя и не требует. Но вот ночи были отвратительные. Иногда впору казалось улечься в воду у берега в позе зародыша и завыть. Руар попал в точку. Лили дожди, и свирепствовали тучи комаров. Жарко, влажно, и всюду комары. Куда это годится!

Эвен поражен, сколько в островной жизни было солнца, воды, как можно было лечь и почитать. На это уходило столько времени и сил! Ему надоели эксперименты со сном, он огорчен тем, как мало дали опыты с лакмусовой бумажкой, но в остальном чувствует, что участвовал в чем-то замечательном. И так же, как я, он думает, что, может быть, мы еще и не догадываемся, каких важных результатов добились, это выяснится постепенно.

— Вот будет здорово! — говорит Эвен. — Ведь то, что мы видели, лишь начало.

Сев наконец на место, Эгиль говорит, что согласен со всеми, кто бы что ни сказал.

Двадцать третий день

Сегодня закончилось вообще все. Осталось немного «Вит-Бикса», а больше нет ничего, кроме кокосовых орехов и рыбы, для тех, кто не поленится их раздобыть. На упаковке «Вит-Бикса» напечатано расписание соревнований по триатлону в Новой Зеландии. Пока мы здесь сидели, мы пропустили порядочно раундов триатлона. Но это нас мало волнует. Волнует, что судна все нет как нет. Ему давно бы уже пора быть тут.


Эгиля угораздило искупаться с последним рулончиком папиросной бумаги в кармане. Весь мир для него покрылся мраком. Все потеряло смысл. Часами он сидит, высматривая судно и бормоча себе под нос, ведет разговоры с Ларой Крофт. Он тоскует по альтернативной реальности, где есть Лара Крофт и нет ни единого комара, где есть кофе и немеренно сигарет.


Мы с Руаром раз за разом проигрываем в волейбол Эвену и Ингве. Это противно и наводит меня на размышления, с чего это выиграть настолько приятней, чем проиграть. Поражения связаны с такими грустными вещами, как одиночество, разорение и болезнь. Ну и прочее в этом роде. В то время как победа исключительно позитивна. Если можно выбирать, мы выбираем победу.

К вечеру я ложусь в лагуне, надев шляпу от солнца, и долго так лежу. Только сейчас я толком расслабился. Мне удается ни о чем не думать. Абсолютно ни о чем. Я лежу в сине-зеленой лагуне и не думаю. Это очень хороший отдых. Потом я, конечно, опять начинаю думать, но мне приятно сознание, что несколько мгновений я провел без мыслей. А начав снова думать, я думаю о том, что в глазах всего остального мира мы должны казаться дилетантами. Но это не так. Хотя трудно объяснить почему. Просто я знаю. Со стороны может показаться, словно мы не принимали всерьез великую групповую работу и самих себя, делали все обрывочно и не до конца, — но напрасно: так представляется неопытному глазу. Это не мы такие. Таков мир.

Иногда я думаю, что было бы, если бы люди послушали красивую музыкальную пьесу все разом. Чтобы музыка лилась из всех громкоговорителей или прямо из воздуха. Когда я был маленьким и боялся атомной войны, я часто об этом мечтал. В то время я был страшно увлечен Бобом Марли, и мне казалось, если бы все люди услышали одну из лучших его песен, то мир стал бы лучше. Политики, генералы, финансисты, обычные люди и даже балда Рональд Рейган послушали бы эту песню и понемногу, уже к припеву, не могли бы спокойно устоять на месте, начали бы тихонько раскачиваться и кивать друг на друга, как это невольно бывает, когда ты захвачен музыкой. Тогда мы были бы спасены, думал я. Тогда я был еще маленький, а теперь понимаю, что это не так. Да и тогда я это понимал. Но все равно я то и дело возвращаюсь к этой мысли. Только сейчас я чаще всего мечтаю о второй части фа-минорного концерта для рояля Баха (или, как вариант, для чембало) с оркестром. Прекраснее этого нет ничего на свете, и, кроме того, эта вещь более нейтральна в отношении ценностной ориентации, чем песни Боба Марли. В ней заложен объединяющий потенциал. Если бы люди не пожалели времени послушать ее всем вместе, причем обязательно одновременно, — потому что, мне кажется, что-то такое происходит с нами, когда мы ощущаем себя причастными к чему-то, что выше нас, что нас объединяет, — из этого вышло бы что-то хорошее. Во всяком случае, мне не думается, чтобы от этого нам был бы какой-то вред. Так что попытаться стоит.


Еще от автора Эрленд Лу
Лучшая страна в мире

Вашему вниманию предлагается роман хорошо известного и любимого в России норвежского писателя Эрленда Лу «Лучшая страна в мире, или Факты о Финляндии». Его герой — молодой журналист, подвизающийся на вольных хлебах. Получив неожиданный заказ написать увлекательный путеводитель по Финляндии, он не смущается того, что об этой стране ему ничего не известно, — ведь можно найти двадцатилетней давности «National Geographic» и послушать Сибелиуса. Но муки творчества — ничто по сравнению с вторгающимися в его жизнь неожиданностями, таинственной незнакомкой, байдарочным рейдом в логово «скинхедов» и всеочищающим пожаром...«Своим новым романом Лу опять подтверждает, что находится в авнгарде современной прозы» (Ларс Янссен);«После чтения „Лучшей страны в мире“ вы никогда больше не сможете рассматривать рекламно-туристические брошюры с прежним безразличием» (Франц Ауфхиммель);«Это самый достойный, умный, человечный роман, каким только норвежская литература могла встретить новое тысячелетие» (Observer Norske Argus).


Наивно. Супер

Эрленд Лу (р. 1969) – популярный норвежский писатель, сценарист, режиссер театра и кино, лауреат ряда премий. Бестселлер «Наивно. Супер» (1996), переведенный на дюжину языков, сочетает черты мемуарного жанра, комедии, философской притчи, романа воспитания. Молодой рассказчик, сомневающийся в себе и в окружающем мире, переживает драму духовной жизни. Роман захватывает остроумностью, иронической сдержанностью повествовательной манеры.


Допплер

Герой последнего (2004 г.) романа популярного современного норвежского писателя Эрленда Лу «Допплер» уходит жить в лес. Он убивает тесаком лосиху, и в супермаркете выменивает ее мясо на обезжиренное молоко и воспитывает ее лосенка. Он борется с ядовитыми стрелами детской поп-культуры, вытесывает свой собственный тотемный столб и сопротивляется попыткам навещающей дочки обучить его эльфийскому языку...


Во власти женщины

Дебютный роман автора «Лучшей страны в мире» и «Наивно. Супер»; именно в этой книге наиболее отчетливо видно влияние писателя, которого Лу называл своим учителем, — Ричарда Бротигана. Главный герой попадает под власть решительной молодой женщины и повествует — в характерной для героев Лу самоироничной манере — о своих радостях и мытарствах, потерях и приобретениях, внутренней эволюции и попытках остаться собой. Герои «Во власти женщины» ходят в бассейн и занимаются любовью в плавательных очках, поют фольклорные песни и испытывают неодолимое влечение к орланам-белохвостам, колесят по Европе и мучительно ищут себя...


Курт звереет

Курт работает на автопогрузчике и выделывает на нем прямо чудеса. Впрочем, он и без автопогрузчика такое иной раз устраивает, что вся Норвегия кричит «Караул!», а семья Курта не знает, куда ей деваться от своего удалого папаши.Но он не злодей — когда пришел решительный час, Курт со своим автопогрузчиком вытащил из моря норвежского короля. Такое не каждому по плечу. А читать о его похождениях — со смеху помрешь!«Курт звереет» — вторая сказка из серии «Сказки о Курте» культового норвежского писателя Эрленда Лу.


Курт парит мозги

Курт работает на автопогрузчике и выделывает на нем прямо чудеса. Впрочем, он и без автопогрузчика такое иной раз устраивает, что вся Норвегия кричит «Караул!», а семья Курта не знает, куда ей деваться от своего удалого папаши.Но он не злодей — когда пришел решительный час, Курт со своим автопогрузчиком вытащил из моря норвежского короля. Такое не каждому по плечу. А читать о его похождениях — со смеху помрешь!«Курт парит мозги» — четвертая сказка из серии «Сказки о Курте» культового норвежского писателя Эрленда Лу.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Дороже самой жизни

Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».