У финишной черты - [4]

Сразу после обеда Роллинза вызвали на прием. Прежде чем уйти, он убедился, что человеко-зверь ведет себя вполне смирно и его можно спокойно оставить в комнате одного.

Пациент мог сколько угодно и где угодно лазить по комнате, шансов выбраться у него не было: Роллинз надежно запирал двери и окна.

После того, как доктор ушел, человеко-зверь занервничал, чувствуя голод и желание погреться на солнце. Он съел часть того мяса, что ему оставили, немного утолив голод, остальное отшвырнул в сторону. Мясо было совершенно свежим, но сейчас не прельстило его.

Доктор Кобб дремал наверху после плотного обеда.

Для пациента дверь ничем не отличалась от остальной части стены. Разве что цветом. Если он сейчас и думал о том, как выбраться на прогулку, то дверь к этому процессу в его сознании не имела никакого отношения. Первобытный ум подсказал ему более естественный выход — окно, через которое с улицы попадал свет. Он взобрался на подоконник и попытался вылезти наружу. Не давали стекла. В определенной степени удивившись, он толкнул стекло руками, как это сделали бы кошка или собака, выражая свое желание пойти погулять. Стекло выдавилось достаточно легко, так, что он даже не порезался. Но вот пролезть в раму оказалось довольно затруднительным для его крупного, мускулистого тела. Ему все же удалось втиснуть в проем плечи, после чего он кубарем вывалился из окна, пролетев пять футов и приземлившись в кусты.

Оглядевшись и решая, в какую сторону идти, он увидел парк и почувствовал запах зелени. Соблазненный впечатлениями, неуклюже заковылял к парку. Голод все еще беспокоил его.

Улица была запружена транспортом. Его напугал грохот, гудки сигналов и рев мчащихся машин. Дрожа от страха, он вжался в стену дома и не шевелился, пока поток транспорта внезапно не остановился. Тогда он бездумно бросился через улицу.

Оказавшись в безопасности, он долго брел вдоль железного забора, который озадачил его тем, что просунуть руку сквозь прутья было можно, а все тело нет. В конце концов, он добрел до входа в парк и проник внутрь, очутившись перед деревьями, на открытой лужайке, где перешагнул через невысокое ограждение и распластался с наслаждением на мягкой траве.

Голод продолжал беспокоить его. Внезапно, быстрые глаза его зафиксировались на образе белки, почти незаметной в траве. Она сидела на задних лапах и грызла орех. Он присел и, двигаясь быстро и тихо, пополз вперед.

Совершенно не боясь, крошечное животное взглянуло на него и продолжило свою работу: маленькие лапки снова схватили орех, острые зубы замелькали, разрезая жесткую оболочку.

Когда ему оставалось до белки не больше пяти футов, он припал к земле, чтобы не встревожить животное, а затем прыгнул вперед, выстрелив всем телом. Белка оказалась проворнее. Прежде чем он успел бы схватить ее, она бросила орех и стремительно взобралась на дерево.

Он немедленно последовал за ней, но карабкаться по стволу мешала обувь. Он неуклюже свалился, после чего, сорвав ботинки могучими руками, отбросил их как можно дальше, затем стянул носки. Теперь ничто не мешало ему так же быстро вскарабкаться на дерево.

Белки разбегались перед ним, балансируя на тонких ветвях крон и пронзительно вереща. Он прыгнул и схватил одну из них, но его штаны зацепились за острый сук. Ветка обломилась, и он рухнул на землю, вместе с несчастным животным.

Срывая с себя брюки, он хромал возле тяжело раненной белки, тщетно пытавшейся убежать от него. Его мощные руки и зубы не оставили ей ни единого шанса. Он без труда поймал несчастное животное, и, быстро расправившись с добычей, отшвырнул обглоданные останки.

Холод и сырость напомнили о себе. Он встал и побрел, хромая, пытаясь отыскать теплое сухое место, чтобы поспать. Только что съеденное свежее мясо создавало легкую и приятную тяжесть в животе.

В семь часов начался сильный дождь, перешедший в ливень. Когда засверкали молнии и загремел гром, он испуганно съежился и забился под деревья, оставаясь там, пока в небе сверкали сполохи. Когда гроза утихла, он опрометью бросился в глубину парка, к видневшимся там фонарям. Прошло больше четырех часов, а он все шел и шел, двигаясь кругами, то приближаясь к той улице, которая привела его сюда, то вновь удаляясь.

ВЕСТЬ О ТОМ, что их пациент сбежал, чуть не вызвала у доктора Кобба сердечный приступ. Побег обнаружил Роллинз. Вернувшись из своего офиса в половине пятого, он заглянул в комнату человеко-зверя, чтобы удостовериться, достаточно ли там тепло — к вечеру похолодало. Он увидел, что окно выдавлено из рамы и холодный ветер хлещет брызгами дождя в сырую, убогую комнату. Человеко-зверь исчез. К тому времени он отсутствовал уже почти три часа.

Роллинз бросился вверх по лестнице.

— Он ушел! — с диким криком он разбудил старого доктора.

— Кто? Что? Кто ушел?

— Разбил окно, вылез и…

Кобб вцепился в лацканы Роллинза и затряс его.

— Вы же не думаете, что это опасно, а? — испуганно прохрипел он.

— Сомневаюсь. Кто его знает? Здесь он был послушен. Но городской шум и движение могут привести его бешенство…

— О, боже мой! Я надеюсь, этого не случится! — прокричал Кобб. — Что он будет есть? Где он сейчас? И этот дождь. Холод может быть губительным для него, вы же знаете. Если он простудится, это его убьет.