У Дона Великого - [40]

— Великий князь московский просит вас обождать немного. Он скоро прибудет, — и ушел во дворец.

Все замерли в ожидании. Хазмат не сел на скамью. С надменно-брезгливым выражением лица он стоял около нее, словно столб, врытый в землю. Не садились и его спутники, настороженно озираясь. Некоторые из стоявших вокруг ратников с любопытством разглядывали пришельцев, одетых в пестрые восточные одежды, но большинство смотрело хмуро и недружелюбно. Ерема пробился вперед и очутился рядом с Пересветом и Ослябей, стоявшими в своих обычных монашеских балахонах. Ерема с удивлением покосился на Пересвета. «Ну и верзила», — пробормотал он про себя.

Хазмат стоял на солнцепеке и все больше наливался гневным бешенством. В прежние времена русские князья не заставляли послов хана ждать, они сами торопились им навстречу далеко за городские заставы с подарками и поклонами, а в дом вводили по ковровой дорожке под руки. Бывало и так, что посол, ведя беседу, сидел, а князь стоял. Теперь, по всему видно, будет иначе. Но Хазмат решил крепко блюсти свое посольское достоинство и полностью выполнить ханскую волю.

Наконец великий князь появился в окружении своих ближайших помощников. Он слегка поклонился Хазмату и сел в кресло. Наступило молчание. Хазмат горделиво вскинул голову и нарочито громко, вызывающе сказал:

— Послов великого повелителя князья-улусники издревле в своих хоромах принимали, кресла золоченые ставили. Или московский князь позабыл сей обычай?

Кругом негодующе зашумели. Дмитрий Иванович чуть приметно улыбнулся уголком рта.

— В хоромах жарко, высокий посол. А тут, — повел он рукой, — просторно, свежо. Да и от людей мы не таимся. А кресло?.. Обычай мы блюдем. Не нарушим его и на сей раз, — примирительно произнес князь и дал знак.

Кресло немедленно поставили. Но Хазмат, усмотрев в этом скрытую нарочитость, ущемлявшую его посольское звание, резко отодвинул кресло ногой и, подняв руку, торжественно воскликнул:

— Я посол великого из великих, непобедимого повелителя воды и суши, всемогущего хана, вашего господина Мамая! — Он склонил голову в знак почтения перед именем хана, помолчал, а затем продолжал, еще более повысив голос: — Ослушники князья улуса нашего, Руси, и первый из них ты, князь московский, милость хана позабыли, нарушили клятву службы верной, посмели поднять оружие на храброе войско неустрашимого!

Дмитрий Иванович ожидал, что именно так, с запугивания, и начнет свою речь Хазмат. Сухо, но спокойно он прервал посла:

— Чего же требует хан?

— Покорности! — властно воскликнул Хазмат. — Покорности и дани, как было при ханах Узбеке и Джанибеке. Не малую толику дани, какую ныне и совсем перестал ты платить, а десятину всех твоих прибытков! Как при хане Узбеке!.. Явись смиренно в шатер господина твоего и преклони повинную голову к ногам того, по чьей воле ты князем на Москве сидишь.

Словно отдаленный гром приближающейся грозы, прошел по толпе присутствующих сдержанный гул возмущения. Владимир Андреевич даже подался вперед, а лицо его передернулось, но великий князь тихонько придержал его за руку. Хазмат снова повысил голос:

— Берегись, князь! Твой разум ослеплен победой на Воже. Но хан Мамай великий полководец, и воинов у него больше, чем колосьев на полях Руси. Берегись! Восставший раб наказывается лишь смертью!

— Проклятый басурман! — с гневом пробормотал Владимир Андреевич.

Дмитрий Иванович сидел молча, с бесстрастным лицом, как будто совсем не слыша поносных слов Хазмата и негодующего шума окружающих. Затем князь слегка нагнулся вперед и поманил пальцем стоявшего неподалеку ратника. Тот оторопело потоптался на месте и, оглянувшись на собратьев, сделал несколько шагов к князю.

— Слыхал слова посла Мамаева?

— Слыхал, господин, — ответил с поклоном ратник.

— И как ты поступил бы в сем деле?

Ратник развел руками, замялся.

— Да как тебе сказать, господин, князь наш великий… Ежели напрямик, так доведись на меня, я б ему враз свернул салазки за его поганые слова…

— Справедливо, Клим, молвишь! Неча его слухать! — послышалось в толпе, а чей-то звонкий молодой голос с задних рядов посоветовал:

— Прицепить ему к хвосту веник березовый, да и гнать до самого Мамалыги!

В толпе засмеялись. Увидев стоявшего впереди Ерему, князь спросил:

— А ты, Ерема, как?

— Я, княже, так, как ты, — быстро ответил Ерема.

Дмитрий Иванович усмехнулся. Хорошо, что он начал беседу с послом ордынским при людях. Они сами увидят и другим расскажут, насколько наглы, непосильны и мерзки требования Мамая. Злее будут. Он выждал, пока стих шум.

— Слова твои, высокий посол, неласковы, а делать нечего. Зачем нам понапрасну лить кровь людскую! Хочу поладить миром. Коль не будете нашу землю жечь, покорность свою изъявим, дань, какую надо, дадим, во всем будем следовать воле хана. Обсудим все, высокий посол. А к великому хану Мамаю мы снарядим своих послов.

Все были поражены словами князя: неужели он и в самом деле хочет покориться хану? Владимир Андреевич дергал негодующе плечом и поминутно взбивал свои усы кверху.

Хазмат прикрыл щелки глаз. Он был стреляным волком и не во всем верил словам князя, но все же решил: князь испугался, а это главное. Во время переговоров можно будет кое в чем уступить князю и таким путем получить все, что они с Мамаем наметили. А поход? Сначала так надо содрать с Руси побольше, а затем походом и совсем ее придушить.