У Дона Великого - [24]

— Белая ворона заметней черной, — заключил князь. — Не беда! На время малость и почернеть можно… Да и потом, после победы, пригодится. Все князья сразу увидят: рязанский князь не хуже московского может радеть за всю русскую землю.

Прибыл в Москву и Иван Васильевич Вельяминов. Дорогой, оглядываясь на ехавшего позади Ерему, Вельяминов мерно покачивался в седле и время от времени нащупывал ханский перстень, зашитый в потайном кармане. Прошло уже немало времени, а Вельяминов все не мог выполнить поручение Мамая. Не было случая. Поп-расстрига, который шел к Вельяминову с ядовитыми травами с войском Бегича, был схвачен московскими ратниками. Но теперь, побывав снова в Орде, Вельяминов за большие деньги приобрел у восточного купца кое-что получше: белый порошок без вкуса и запаха. Домашняя кошка враз от него околела. Но как его употребить? И вот теперь Вельяминов рассчитывал: в суматохе княжеских встреч, где-либо за столом или еще как ему авось удастся скрытно всыпать порошок Дмитрию в вино или в чашу с супом.

Вельяминов упорно добивался своей цели. Его дядя Тимофей и младший брат Николай много раз уговаривали его:

— Брось ты, Иване, сию заботу. Ну чего кипишь злобою на князя Дмитрия? Вот мы же верно ему служим, и он нас жалует, в почете ходим.

— Вы не корень рода нашего, вам должность отца не положена. А я старший, мне она положена. А чего мне положено, то вынь да отдай! — отвечал им Вельяминов, умалчивая о том, что уже замахивается при помощи Мамая на все Московское княжество.

Недавно, чтобы успокоить родню, он заявил при всех:

— И чего вы меня все корите? Я и так уж бросил сию затею. Чего уж там! Плетью обуха не перебьешь.

Когда Вельяминов приехал в Москву, ближний боярин Бренк обратился к нему с просьбой:

— Помоги мне, Иван Васильевич, с гостями управиться. Вишь, сколь их наехало? Пригляди за слугами. Ить гостей надобно всех разместить, накормить, а у меня всего два глаза. Всех ублажить надо, а то иные скалозубить потом будут: мол, Москва плохо гостей потчует…

Вельяминов, радуясь про себя, тотчас же согласился. Это занятие было для боярина не столь уж почетно, но оно могло приблизить его к выполнению главной, заветной цели.

На совет в Москву князья съехались незадолго до нового, 1380 года, когда лютые февральские вихри боролись с первыми слабыми предвестниками весны[24]. Прибыли великие князья — тверской Михаил Александрович, нижегородский Дмитрий Константинович, тесть московского князя, рязанский Олег Иванович — и многие удельные князья и крупные бояре-вотчинники из их княжеств. Тут же были ближайшие соратники великого московского князя, его подручные князья и их бояре, а также наиболее знатные бояре собственно Московского княжества.

Высокое, с витыми подпорками крыльцо нового княжеского дворца в Кремле слегка поскрипывало под солидными, неторопливыми шагами князей и бояр. В прихожей гостей встречал сам Дмитрий Иванович без шапки, в зеленых сафьяновых сапогах и малиновом добротного заморского сукна кафтане. На широком, с медными бляшками поясе висел меч, отливавший позолотой ножен и рукоятки. Воротник голубой рубашки князя, как и подол кафтана, украшала кайма, расшитая бисерной нитью. Поверх одежды на массивной золотой цепи, обвивавшей княжескую шею, была подвешена большая, с чеканным изображением Георгия Победоносца, золотая бляха — знак великого Владимирского княжения.

Рядом с князем держала хлеб-соль на серебряном подносе, покрытом узорчатым полотенцем, его жена, великая княгиня Евдокия Дмитриевна. Ее длинная, до пят, красная телогрея с перламутровыми застежками, нашитыми в виде небольших посеребренных полосок от шеи до самого низа, была украшена зелеными продольными дорожками. Голову покрывал невысокий, усеянный жемчугом, парчовый кокошник с узким золотым ободком вокруг. На ногах у княгини поблескивали позолоченные башмачки с самоцветными запонками. Ее гостевое нарядное облачение дополнялось изумрудными серьгами, коротким, плотно облегавшим в несколько витков шею жемчужным ожерельем и свисавшей на грудь на тонкой золотой цепочке маленькой в золотой оправе иконой.

Князья и бояре чинно здоровались с хозяином и хозяйкой, некоторые, наиболее близкие, троекратно целовались с ними и проходили в невысокую, но просторную гридницу с расписанными голубыми стенами, изразцовой печью и блестящим полом, выложенным в елочку из узких деревянных плиток. Небольшие окна, изрешеченные сплетениями, между которыми были вставлены разноцветные стеклышки — заморская новинка, заменившая бычьи пузыри, — бросали немощный зимний свет на стол, покрытый ковровой скатертью, и широкие, поставленные полукругом, дубовые скамьи.

Гости — впереди князья, а за ними бояре — чинно расселись на скамьях и вполголоса переговаривались, когда вошел Дмитрий Иванович, почтительно поддерживая под руку высокого старика с белоснежной бородой, с посохом в руке, в простом длинном хитоне из грубого сукна. Старик был суров на вид и совсем ненаряден. Только на груди его переливался драгоценными камнями, вправленными в золото, большой шестиконечный наперсный крест. Это был Сергий Радонежский, игумен подмосковного Троице-Сергиева монастыря. За ним следовали два средних лет монаха: широкогрудый, по-медвежьи мощный Александр Пересвет и упитанный, полнолицый Андрей Ослябя.