Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии - [66]
Вероятно, эта система была усвоена в ходе этногенетических процессов и культурной диффузии додравидийским охотничье-собирательским населением южной Индии. После продвижения в Индию дравидов (ностратов по языку и европеоидов по физическому облику) часть додравидийского населения отплыла на Зондские острова и, в конечном счете, достигла (через остров Тимор) Западной Австралии. Там эти «пришельцы» распространили свою унилинейную социальную организацию, связанную с системами родства типа кариера, индустрии укрепленных на рукоятях микролитов, собаку динго (ее, впрочем, могли привезти и австронезийцы) и языки пама-ньюнган. В дальнейшем эти элементы культуры проникли почти во все уголки Австралии, где сведения о тетраидности (в данном случае действует такая арифметика: восемь – то же самое, что и четыре) социальных групп можно найти без труда.
Таким образом, я постарался показать, что современное распределение и «рассеяние» черт матрилинейной социальной организации свидетельствует о том, что ее варианты на всех континентах восходят к единой матрице, сложившейся в Старом Свете сравнительно недавно (предположительно – в раннем голоцене).
Заключение
Итак, мы постарались представить процесс первоначального возникновения производящего хозяйства в Леванте как процесс становления комплексного хозяйства: вначале было «открыто» земледелие, затем к нему добавилось приручение и содержание домашних животных (без элеменов номадизма). Такое комплексное хозяйство обеспечивало экономическую базу для существования более крупных хозяйственно-политических организмов, чем у соседних охотничье-собирательских обществ. Формулируя более коротко: возникал демический фронт, и первичные земледельцы распространялись за счет территорий соседних охотников-собирателей. Разумеется, наряду с этим идеи земледелия распространялись и без существенных передвижек населения. Именно так, например, произошел переход к земледелию в Северной Европе.
Центры зарождения земледелия в Восточной Азии (долины рек Хуанхэ и Янцзы) по времени отстают от времени становления производящего хозяйства в Леванте, причем между этими двумя восточноазиатскими центрами осуществлялся обмен информацией, а становление земледелия в Северном Китае обгоняло по времени аналогичный процесс в долине реки Янцзы (Zhiun Zhao 2011; Nigel-Morris, Belfer-Cohen 2011; Belfer-Cohen, Nigel-Morris 2011).
Мы рассмотрели также лингвистические аргументы в пользу несамостоятельности восточноазиатских центров возникновения земледелия. Последние данные по датировкам одомашнивания проса и риса не противоречат этим лингвистическим аргументам, хотя прямых археологических свидетельств влияния западноазиатского центра возникновения производящего хозяйства на восточноазиатские центры по-прежнему нет. Надеюсь на то, что они появятся в будущем.
В обеих Америках существовало по меньшей мере два независимых центра возникновения производящего хозяйства. Аналогичные центры в Африке, как я постарался показать в тексте книги, не являются независимыми. Вопрос о существовании независимого центра возникновения производящего хозяйства на Новой Гвинее является открытым.
Таким, образом, данные по сравнительной мифологии, лингвистике и сравнительной социальной организации, как мы постарались показать, указывают на ограниченное число центров возникновения производящего хозяйства на земном шаре. Ранее всего оно возникло в Леванте и оттуда затем распространилось в Малую Азию и далее – в Европу; на юго-запад – в Африку. Было бы странным, если подобная диффузия культуры не имела бы места в восточном направлении, учитывая вдобавок то обстоятельство, что внутри совокупности народов, говорящих на языках сино-тибетской языковой семьи, не было охотников-собирателей. Установлено, что сино-тибетская языковая семья входит в более крупную языковую филу – сино-кавказскую мак росемью языков. Установлено также, что прародина сино-кавказского праязыка находилась в Передней Азии. Это еще один косвенный аргумент в пользу несамостоятельности восточноазиатских центров возникновения производящего хозяйства.
Данные по мировому распределению тетраидных социальных структур у матрилинейных обществ показывают, что идеология первичных земледельцев распространилась из Старого Света в Новый. При этом в Новом Свете уже существовали независимые центры производящего хозяйства. Один из путей проникновения тетраидных социальных структур в Америке был рассмотрен в нашей книге – это путь, связанный с возникновением культуры Вальдивия (в Эквадоре). Поиски данных о проникновении тетраидных социальных структур (а также мифов круга «Хаинувеле», игры в мяч и некоторых других элементов культуры) в Мезоамерику из Европы требуют дополнительных исследований. Надеюсь, что такие исследования будут проведены в будущем.
В целом идеология неолитического земледелия оказала влияние на культуры охотников-собирателей практически по всему свету – от полуострова Таймыр до Новой Гвинеи и Южной Африки по крайней мере.
Вполне вероятно, что и социальные структуры неолитического земледелия, в частности матрилинейность, распространились почти столь же широко. Я склонен к тому, например, чтобы именно этим объяснять матрилинейность охотников-собирателей на Северо-Западном побережье США и Канады, а также матрилинейность атапасков и веддов, равно как и матрилокальность юкагиров. Что же касается матрилинейности мотыжных земледельцев в Старом Свете, то почти везде ее возникновение явилось следствием культурной диффузии. Это касается, по крайней мере, Африки, Восточной и Юго-Восточной Азии, Европы и (частично) Океании.
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.