Тысяча огней - [66]

— И африканцы безропотно соглашаются каждодневно рисковать жизнью?

— Конечно. В докладе говорится, что нахуда довольно хорошо обращаются со своими «слугами». Из всех рабов ловцы садхафа — самые привилегированные. Десять лет назад я снимал их у острова Фарасан. Наш корабль подошел к рыбацкой флотилии йеменцев. Возглавлял флотилию нахуда, сидевший за рулем большой шхуны, которая буксировала с десяток маленьких пирог — ури. На пирогах ловцы-негры готовились нырять в воду. (Я на секунду умолк, и передо мной сразу ожили полузабытые, давние воспоминания.)

— Они работали от восьми до десяти часов в день, — продолжил я свой рассказ. — Причем ныряли без масок и ластов. Особенно поразили меня их глаза. От непрерывного пребывания в очень соленой воде они покраснели и слезились.

В тридцать лет ловцы садхафа уже старики. Полуслепые, больные, они выполняют на шхунах самую грязную работу.

Когда ловцы садхафа ныряют с пирог, они оставляют за собой на зеркальной поверхности белые пенистые круги. Их глаза вытаращены, белая фута распласталась в воде, руки широко раскинуты. «Черные ангелы, летящие с неба» — такими предстают сейчас в моем воображении ловцы садхафа.

— Ты уже тогда знал, что они рабы?

— Конечно, нет. Я даже не представлял себе, что в Африке сохранило какую-то силу само слово «раб». Ведь все их называли слугами.

Освободитель колодцев

Он тоже был уже почти слепым, как и ловцы садхафа, о которых я рассказывал друзьям. Но он нырял не в глубины моря, а в узкий колодец с отвесными песчаными стенками. Мы встретили его июньским днем к северу от Маруа, на границе Камеруна, после того как сняли отлет паломников в Мекку.

Мы остановились неподалеку от селения и увидели, что огромная толпа окружила человека на коне.

Что там происходит? — спросил я, пробудившись о г долгого сна на заднем сиденье в «обществе» багажа.

— Вон колодец.

— Да, но они не собираются доставать воду. Посмотри, они о чем-то беседуют с всадником.

Мы подошли поближе и встали сзади. Крестьяне с минуту удивленно разглядывали нас, а затем снова стали о чем-то спорить с всадником, не обращая на нас больше никакого внимания. Рядом с конем стоял негр атлетического сложения с измученным лицом. Его потухшие глаза сразу напомнили мне ловцов садхафа.

Группа ребятишек нашла, что каш приезд куда интереснее, чем дела взрослых. Они окружили нашу машину. Мы обменялись дружелюбными улыбками, и знакомство состоялось.

— Негр должен освободить колодец, — сказал один из мальчишек на ломаном французском языке, выученном невесть где и невесть в какой школе.

— Человек на коне — его хозяин, и сейчас они договариваются о цене.

— Как же он освободит колодец?

— Нырнет в него и опустится на дно.

— А что случилось с колодцем?

— Должно быть, в него коза свалилась. Вода плохой, горькой стала. Наши попытались прочистить колодец палками и шестами, да ничего не вышло. Этот негр — знаменитый пловец, и уж он-то освободит колодец, когда о цене договорятся.

Мы протолкались сквозь толпу, до того взволнованную и возбужденную, что никто нас даже не обругал, и стали наблюдать за торгом.

Но вот обе стороны договорились о цене; пловец обвязался длинным канатом, другой конец которого был привязан к седлу лошади.

Крестьяне расступились и молча наблюдали за приготовлениями к прыжку.

Набрав воздуху, пловец медленно погрузился в воду. На застывшей глади, несмотря на все предосторожности пловца, разошлись волны, и со стенок обрушился песок. На мгновение я решил, что сейчас пловца погребет лавина песка. Такое случалось уже не раз, и многие освободители колодцев погибали.

Фульбе, хозяин пловца, слез с коня и метр за метром принялся травить канат. Пловец исчез словно проглоченный водой, но по тому, как убывал канат, можно было себе представить, каково ему сейчас плавать по илистому дну, почти в полной тьме. Вдруг канат дернулся сильнее обычного, фульбе зло хлестнул коня, тот вздыбился, отскочил в сторону. Канат натянулся и пополз вверх. Новый удар, новый прыжок лошади, канат все быстрее побежал вверх, и вот, словно выдернутый клещами, на поверхности показался пловец-негр. С хриплым криком он перевалился через борт колодца и бессильно опустился на песок. Последним усилием фульбе выдернул канат, и я увидел схваченную крепким узлом мертвую козу.

Колодец был очищен.

Негр лежал на земле, тяжело дыша. А его хозяин-фульбе уже вскочил на коня. Староста селения отсчитывал ему деньги за спасение колодца; всадник попрощался, небрежно помахав всем рукой, и сразу же негр вскочил и пружинистым шагом побежал за своим хозяином.

— Они держат путь в Маруа. Этот фульбе из конной стражи нашего ламидо, — объясняет нам мальчуган.

— Таких слуг у каждого из стражников не один, а много. Нас эти вояки не только заставляют платить огромные налоги, но под всякими предлогами отбирают последние гроши, — с горечью говорит староста селения.

— А сколько их всего, этих стражников? — спрашиваю я: ведь мы тоже направляемся в Маруа, где хотим заснять ламидо и его конную армию.

Староста изучающе глядит на нас, подыскивая ответ. Конные стражники совсем недавно нагоняли страх и ужас на целые селения. А теперь они ассоциируются у крестьян с незаконными поборами и налогами, которые ламидо взимают у крестьян от имени правительства.