Тысяча лун - [48]

Шрифт
Интервал

Будь у меня выбор грядущих событий – и даже тогда решение Пег бежать со мной было бы лентой победителя, медалью, главным призом. Я в этом не сомневаюсь. Выше нас по склону лагерь, только что пустой и тихий, уже кипел лицами и голосами. Аврелий Литтлфэр кричал, чтобы меня остановили. Он кричал Пег, чтобы она меня остановила. Он знал: стоит мне оказаться среди деревьев – и выкурить меня можно будет только лесным пожаром. Я вскочила на мула, и Пег вскарабкалась за мной.

– Беги, беги, – умоляла я мула и яростно пинала его пятками, и он протопал вброд через реку, поднимая столбы и веера воды, а оказавшись на другом берегу, молодцом помчался вверх.

Мул – боевитая душа, он всегда старается служить и выполнять приказы, даже если от натуги у него случится разрыв сердца. Не знаю, стрелял ли кто нам в спину. Я не помню выстрелов. Но я полагаю, что даже Аврелий Литтлфэр, убийца людей и вешатель вольноотпущенников, не стал бы стрелять в мою удивительную и прекрасную Пег.

Глава восемнадцатая

Покидая дом, я пристегнула к мулу старую кобуру в надежде, что повезу в ней ружье домой. И теперь, когда ружье и впрямь оказалось в кобуре, меня охватило такое счастье! Бродяги, что попадались на дороге, выглядели голодными и изможденными, как всегда. Даже те встречные, что ехали верхом, кажется, не понимали, какое высокое счастье – быть живым. Отыскать «спенсер» было моей заветной мечтой, и теперь вот он, болтается в кобуре.

Но где-то в глубине этого счастья мелькала мысль о том, что, может быть, опасно тащить Пег на ферму Лайджа. Возможно, Пег тоже так думала, но ничего не сказала. Она переняла мое настроение, и казалось, что даже лесные птицы поют в согласии с нашим счастьем.

Как долго я носила в себе эту тяжесть? Я даже забыла, каково это, когда у тебя легко на сердце. В конце концов, мне еще и восемнадцати нет, кажется. Я не знала. Я родилась в полнолуние месяца Оленя. Почему-то теперь, когда за спиной у меня сидела Пег, мне казалось, что я возвращаюсь не только в тихую гавань, какой стала для меня ферма Лайджа Магана, но и в другое защищенное место. Куда-то далеко, на равнины, про которые мы не знали, зовутся ли они Небраской или Вайомингом, но думали, что это земля нашего сердца и наш дом, которым мы будем владеть вечно. Где я девочкой сидела в безопасности, с матерью и сестрой, под покровом типи, на котором снаружи и внутри были нарисованы магические знаки для защиты. И травы вдаль на все стороны света, и порою дальний гром от пробегающего стада бизонов или неслышный гром люпинов, лиловых и синих сгустков огня. Конечно, я не телом туда возвращалась. Лучше сказать, что ощущение первородной свободы вернулось ко мне, прилетев через возделанные и невозделанные акры земли меж мной и Вайомингом. Потому что судьба позволила мне найти «спенсер» Теннисона.

Мы уже приближались к вечеру, когда все цвета обретают простоту в сердце, все бурое растворяется и остается лишь один мрачноватый коричневый оттенок и вся гамма синих. Я будто ни разу толком не видела Теннесси и теперь вглядывалась в него впервые. Это Вайоминг, земля Пег и ее племени. Может, оставшихся чикасо и можно было по пальцам пересчитать. Но она сама по себе казалась мне целым народом. Ее красота была как легион толпы.

Но как сказать об этом Томасу и Джону Коулу? Я не знала.

Я знала, что они, может быть, сейчас боронят, полют сорняки меж рядов табака. Несмотря на воскресенье. Вдали от надзора проповедников и священников. В день Господень в Теннесси даже волосы не стригли, но сорняки и гусеницы-бражники не соблюдают Божьих дней. Церковь бражника – вкусные нижние листья табака. Может, Лайдж Маган сейчас обрывал цветки с табака или подвязывал растения, рискуя штрафом в два доллара с полтиной. Может, Розали и Теннисон терпеливо обирали гусениц, чтобы не бросать Лайджа одного на позор. Может, дикие звери, проходя незримо краем поля, понимали неотложный зов посевов, а солнце уже так ослабело, что тающий лес посерел и застрекотали кузнечики. Пилят на сломанных скрипочках, как однажды выразился Томас Макналти. Я не знала. Я не знала. Это было счастье – не знать ничего, кроме трусцы мула и рук Пег, так крепко вцепившихся в меня, что я боялась – она порвет мне рубашку. Тепло ее тела, время от времени льнущего ко мне, было так радостно, что я боялась – она порвет мне сердце. Порвет и починит, и все это на протяжении одного вздоха.


Воскресенье – подходящий день для чудес. А может, и нет. В нашем детском восторге таились маленькие живучие семена тревоги. Чем ближе мы подъезжали к знакомым лесам и полям, тем сильнее, казалось, даже мул волочит ноги, словно бедняк, идущий на виселицу – поначалу-то он, может, и бодро двинулся в путь. Желая держаться храбро, ибо страх – плохой слуга. Согрешила ли я против своих родителей, отправившись снова к опасностям лагеря Петри? Не обличив себя в этом преступлении, как я объясню, кто такая Пег? И с чего это мне вдруг втемяшилось возвращать винтовку? Фургон моих мыслей мчался сам, а я в нем была лишь беспомощным пассажиром. Можно подумать, Теннисону от этого полегчает, как сказал тогда Лайдж Маган. И все возможные неприятности, которые я, может быть, навлекла на обитателей фермы. Но я, в конце концов, не крала Пег – она сама себя украла. Укралась прочь. Кто-то подумает, что меня пугало именно ее присутствие и я понятия не имела, что с ней делать дальше. Но как раз это меня совершенно не заботило. Ручей сливается с другим ручьем, и воды их смешиваются непринужденно. Так представлялось мне то, что с нами произошло. Меня ничто не смущало в девушке, сидящей на муле у меня за спиной.


Еще от автора Себастьян Барри
Скрижали судьбы

Роман Себастьяна Барри «Скрижали судьбы» — это два дневника, врача психиатрической лечебницы и его престарелой пациентки, уже несколько десятков лет обитающей в доме скорби, но сохранившей ясность ума и отменную память. Перед нами истории двух людей, их любви и боли, радостей и страданий, мук совести и нравственных поисков. Судьба переплела их жизни, и читателю предстоит выяснить, насколько запутанным оказался этот узел.


Бесконечные дни

От финалиста Букеровской премии, классика современной прозы, которого называли «несравненным хроникером жизни, утраченной безвозвратно» (Irish Independent), – «шедевр стиля и атмосферы, отчасти похожий на книги Кормака Маккарти» (Booklist), роман, получивший престижную премию Costa Award, очередной эпизод саги о семействе Макналти. С Розанной Макналти отечественный читатель уже знаком по роману «Скрижали судьбы» (в 2017 году экранизированному шестикратным номинантом «Оскара» Джимми Шериданом, роли исполнили Руни Мара, Тео Джеймс, Эрик Бана, Ванесса Редгрейв) – а теперь познакомьтесь с Томасом Макналти.


Рекомендуем почитать
Детские годы в Тифлисе

Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


Нечего бояться

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.


Жизнь на продажу

Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».


Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.


Творцы совпадений

Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!