Тысяча лун - [49]

Мы увидели тучи, замутнившие небо над далекими горами. Но здесь, в полях Лайджа, солнце снова пыталось выбелить все ярко-зеленое. Труд, свершенный за день, измеряется облегчением, какое чувствуешь после. Истинный отдых. Клочок земли перед домом, поросший чахлыми кустиками, – акр земли, на котором плодородный слой был так тонок, что и пахать не стоило, он годился разве что на пастбище для старого мула. Как раз через этот клочок земли Тэк Петри давным-давно вел на нас своих людей. И он бы убил всех нас, если бы мы не убили его. Верней верного. Из дома слышались голоса. Значит, обитатели фермы уже закончили нарушать день Господень.

Теннисон Бугеро сидел на веранде, в углу, там же, где всегда. Багрянник, посаженный бог знает кем много лет назад, был не слишком густой и не слишком редкий. Его цветы пылали недвижным костром. Розали вдруг что-то громко сказала и засмеялась. Удивительно, сколько разговоров происходит в нашей жизни, и мы о них не думаем и не запоминаем. В них нет особой мысли, да и не нужно. Это лишь милосердное чириканье птиц той породы, к которой относимся мы, люди.

Я не знала, заметил ли Теннисон меня и Пег, когда мы приехали на муле. Шаги мула раздавались отчетливо – легкий стук копыт по утоптанной земле. Я слезла, охваченная странным возбуждением, которое почему-то требовало, чтобы я не окликала Теннисона, а привязала мула, помогла слезть Пег и выволокла тяжелый «спенсер» из кобуры. Только тогда я взглянула на Теннисона и заметила, что он поднялся на ноги. Я подошла к крыльцу, неся винтовку на правой руке. Теннисон уже не стоял как вкопанный, а двигался по веранде мне навстречу. Я не могла понять, о чем он думает. Он спустился по рассохшимся старым ступенькам. Тихо двинулся ко мне. Мы сошлись и одновременно остановились. Я кивнула и поднесла ему «спенсер». Теннисон без колебаний его принял. Взглянул на него с мудростью императора Аврелия и коснулся гравировки «Лютер».

– Я благодарю тебя, Винона, – произнес он.

К концу лета Томас Макналти провозгласил Пег лучшей сборщицей табачных гусениц в истории Теннесси. Чтобы познакомиться с Томасом, хватало одного дня. Близко узнать Джона Коула было труднее.

Всякие дела шли и заваривались по собственным, скрытым от глаз правилам. Новый губернатор поворачивал все на свой манер.

– Словно той войны вовсе и не было, – сказал Томас Макналти.

На ферме Лайджа никогда не жилось спокойно, и уж перемен в этом смысле мы точно не ждали.

До нас дошли слухи, что люди Зака Петри покинули лагерь на Вест-Сэнди-Крик. Он вместе с соратниками уехал на свою огромную плантацию, расположенную к западу от Париса. Говорили, что она вся в руинах и ему придется вложить много труда в ее восстановление.

– А кто станет у него работать? Да никто. Ни один вольноотпущенник к нему на пушечный выстрел не подойдет.

В конце лета Аврелия Литтлфэра назначили судьей округа Генри. Законник Бриско только покачал седой головой:

– Теперь я должен излагать дела перед вешателем?

Такие вещи говорились в его временном жилье.

Теперь мы гадали не только о том, что случится с нами, но и о том, какая судьба ждет полковника Пэртона. Ходили слухи, что ополчение распустят.

Потом в городе арестовали вольноотпущенника Имре Гримма – Розали его знала, он выступал на собрании Бюро вольноотпущенников. Он якобы напал на хорошенькую жену одного саквояжника. Аврелий Литтлфэр даже судейской мантии не стал надевать. Толпа граждан выволокла Имре Гримма из тюрьмы. Джону Перри велели принести переносной кузнечный горн. Развели огонь и подвесили Имре Гримма над горном на длинной цепи. Отрезали ему пальцы, чтобы он не мог вскарабкаться наверх. И разные другие части тоже отрезали. Весь город пришел поглазеть. И дети тоже. Когда он умер, не скоро, обугленное тело разделили на сувениры.

– Теперь мы точно граждане дьяволовой страны, – сказал законник Бриско.

Вскоре мы узнали еще кое-что. Шериф Флинн ушел с поста, собрал пожитки и уехал с женой во Флориду, в город Джексонвилль. Таинственная беда, с которой он боролся, оказалась болезнью жены. Она давно была чахоточная, а теперь доктор сказал, что еще одну зиму в Теннесси она не переживет. Мне было странно, что шериф просто так взял и вышел из моей жизни, но при этом я радовалась, что он настолько сильно любит свою жену. И все же у нас стало одним союзником меньше в борьбе против засилья Литтлфэра и ему подобных. Законник Бриско сказал, что шерифа еще и припугнули – обещали убить, если он не запоет другим голосом. Угрозы содержались в подметных письмах без подписи. Законник Бриско заявил, что их писал не кто иной, как наймиты Литтлфэра.

– Истинный homo sacer[6], – выразился Бриско. – Его бы объявить вне закона. А его судьей назначили.

Когда он такое говорил, меня всегда колола тревога за Пег. Ведь она была порождением этого хаоса.

Затем мы узнали, что шерифом выбрали самого Фрэнка Паркмана, хотя он, как выразился Лайдж Маган, был всего лишь мальчишкой. Джону Коулу это казалось странным – ведь Фрэнк Паркман так часто ездил помощником с шерифом Флинном, и можно было подумать, что они единомышленники. Видимо, это не так. Но в те смутные времена ни в одно сердце нельзя было заглянуть, ни одну душу – испытать до конца.