Ты забыла свое крыло - [6]
Край света. До ближайшего теплого климата — половина земного шара. Но попробуй только пожалеть их, сказать им: «Как же вы тут?!»
Зря мы так…
Прямо у лесенки стоят робкой толпой евражки, арктические суслики, напоминающие вставших на задние лапы кошек. Жалобно смотрят, протягивают лапки: «Дай!» Хотел отлить прям со ступенек, но перед ними неловко. Обхожу вагончик, расстегиваю молнию. Близится блаженство, и вдруг что-то толкает меня в голову — и все темнеет.
Я открываю глаза. Палата. Все белое. На голове — трогаю — шершавые бинты. Ну понятно. Громоотвод!
— Ну все! От главного гада избавились! Сидит! — доносится до меня сквозь бинты голос Фомы.
С кем разговаривает?
— Этот, что ли? — хриплю я, пытаюсь вспомнить, какие буквы были у того, тыкаю в сгибы пальцев. — Отпустите его. Он прав!
Вижу злое лицо Фомы: громоотвод-то, оказывается, еще и говорящий!
А я вдруг чувствую себя хорошо. Во всяком случае, тошнить стало меньше.
Входит какой-то надменный господин.
— Тогда это к тебе! — злобно говорит Фома и уходит.
Судя по лицу, исполненному благородства, гость будет сейчас говорить о высоком. Заранее ежусь. Но он говорит о себе.
— Представляться, надеюсь, не надо? — высокомерно произносит.
Я слегка растерян. Представиться не помешало бы.
Усмешкой отметив мое бескультурье, сообщает:
— Валентин Троянский, журналист.
— А! — напрягаю свой больной мозг, покрываюсь потом.
Судя по его важности, пишет что-то значительное, но вот за кого? Впрочем, неважно. Важен он! Почтительно приподнимаюсь. Он оценивает это как должное. Надо же, какой цветок тут расцвел!
— По большому счету тут должен был лежать я! — произносит он скорбно.
А я, значит, по нахалке лег? Даже привстаю, уступая место!
Снисходительным жестом удерживает меня:
— Мне кажется, вы все поняли!
Уж даже не знаю!
Дребезжит вдруг стекло. За окном Жос. Наконец-то свободен? В знак солидарности поднимает кулак. Вероятно, тот самый, которым отправил меня сюда.
Входит Фома. Видит Жоса за окном и яростно произносит:
— Больница тебя не исправит. Только могила!
— Спасибо, — поблагодарил его я, протягивая руку к длинному огурцу, который, казалось, он принес для меня, но Фома вдруг размозжил огурец о тумбочку — и вышел!
Странно использовал овощ. И я вдруг чувствую, что меня перестало тошнить совсем.
Каждый раз, когда мы входили, Убигюль пунцовела. И я думаю, не из-за меня. Но Фома был все более суров. Неприятного разговора не избежать — и он набирался духу.
Мы ехали с рудника Дальнего. По сравнению с ним Угольный — Сан-Франциско! Собрание было бурное — не жалели и Деда. На обратном пути Фома с Дедом доругивались.
— Не выступай больше! — рявкнул Фома — Делай, как я тебе говорю!
Дед яростно обернулся с переднего сиденья:
— А если так?!
Фома, красавец наш, был в отличной кожаной куртке времен улучшенного снабжения атомных городов. Дед ухватил его за воротник, дернул куртку — голова Фомы оказалась как в мешке. Дед сначала просто бил его головой о железный поручень над передней спинкой, а потом прижал кадыком к поручню и душил. Создавалось ощущение, что действует он заученно, не впервой. Опыт у него был большой, еще с уголовниками. И водитель соответствовал: абсолютно не реагировал, что-то напевал. Фома хрипел, однако как бывший боксер не сдавался, бил своим фирменным левым крюком. Доставалось, правда, в основном мне, но и Деду перепадало. Я тоже решил поучаствовать: махнул тем же левым крюком (у одного мастера занимались!), но оглоушил водителя. Тот удивленно икнул и остановил машину. Фома вырвался, тяжело дыша. Посидели молча. Водитель повел дальше. Но уже без песен.
Подъехали к Управлению, так же молча и злобно поднялись в кабинет. И водитель с нами. Сидели, словно бы еще ехали… Потом Дед вытащил ящик. Достал тетрадь. Подвинул Фоме:
— Пиши, чего делать.
Улетали мы тихо… но не настолько, насколько хотелось Фоме. Снимались у медведя — и вдруг появился Жос, с рюкзаком и гитарой!
— Та-ак! — Фома глянул на меня. — Твой Санчо Панса…
Жос рванул к нам, однако, встретив волчий взгляд Фомы, тормознул, издали просигналил мне поднятым кулаком: «Мы вместе!»
Вошел с элегантным саквояжем Валентин, слегка снисходительно пояснил мне:
— Сначала в отпуск, а потом огляжусь…
Теперь я знаю: огляделся!
Но это еще не все! Влетает красавица Убигюль с ребеночком на руках, за ней таксист (тот же самый) волочет чемодан.
— О, Дульсинея… – говорю я.
— …чукотская! – мрачно уточняет Фома.
И появляется Дед! Вроде бы с ним мы уже прощались, но он — прощается с Убигюль!
Фома все более злобно смотрит на меня.
— Нормально, — бормочу я.
— Сам и расхлебывай! — говорит он.
Я и расхлебываю…
3
Фома вернулся победителем. А я — побежденным. Уволили меня из ОАО!
— За недостаточную жестокость! — как, оскалясь, объявил мне Фома.
И вот я сижу на пороге кочегарки, где когда-то, еще до нашего увлечения урюком, мы трудились с Фомой, — в доме отдыха «Торфяник» в Елово. А еще раньше — резвились тут в пионерском лагере. Есть что вспомнить! А теперь вот сижу возле дымящейся груды шлака, свесив натруженные руки, и смотрю на растущие среди пепла цветы. Жизнь вроде бы кончена… красивая грусть.
Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.
Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.
Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.
Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации Санкт-Петербурга Фото на суперобложке Павла Маркина Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. — СПб.; Издательство «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1998. — 240 с. Основу книги “Грибники ходят с ножами” известного петербургского писателя составляет одноименная повесть, в которой в присущей Валерию Попову острой, гротескной манере рассказывается о жизни писателя в реформированной России, о контактах его с “хозяевами жизни” — от “комсомольской богини” до гангстера, диктующего законы рынка из-за решетки. В книгу также вошли несколько рассказов Валерия Попова. ISBN 5-86789-078-3 © В.Г.
Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».
Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.
Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.
Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
