Твой восемнадцатый век; Прекрасен наш союз… - [41]

Иначе говоря, губернатор писал «германскими конструкциями» («немец ныряет в начале фразы, в конце же её выныривает с глаголом в зубах»).

Мужицкий бунт — начало русской прозы…

Предыстория же великого бунта, приключения главного действующего лица, «великого государя амператора», стоят любого самого искусного, захватывающего повествования.

Итак, уходя и возвращаясь в наш день, 29 сентября 1773 года, припомним необыкновенную жизнь Емельяна Ивановича Пугачёва, а «на полях» той биографии кратко зафиксируем своё размышление и изумление.

На допросе в тайной экспедиции, 4 ноября 1774 года (то есть за 67 дней до казни), Пугачёв рассказал (а писарь за неграмотным записал), что родился он в донской станице Зимовейской «в доме деда своего»; «отец ево, Иван Михайлов, сын Пугачёв, был Донского ж войска Зимовейской станицы казак, от коего он слыхал, что ево отец, а ему, Емельке, дед Михайла… был Донского ж войска Зимовейской же станицы казак, а прозвище было ему Пугач. Мать ево, Емелькина, была Донского ж войска казака Михайлы дочь… и звали её Анна Михайловна…»

Емельян был четвёртым сыном и родился, как видно, в 1742 году, так как показал себе на допросе 32 года… Тут время поразмыслить.

Выходит, Пугачёв не прожил и 33-х лет; если и ошибался в возрасте (счёт времени у простых людей был приблизительный), то тогда, по другим сведениям, выходит, что лёг на плаху 34-летним. Так и так — немного: мало пожил, но «дел наделал», погулял…

Пушкин, который был ровесником Пугачёва, когда о нём писал,— Пушкин, кажется, был из числа немногих, кто заметил молодость, краткость жизни крестьянского вождя: «Однажды орёл спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего живёшь ты на белом свете триста лет, а я всего-навсего только тридцать три года?»

Настоящий Пётр III был, правда, на 14 лет старше своего двойника, но кто же станет разбираться?

Задумаемся о другом. Как же сумел 30-летний неграмотный казак, небогатый, младший в семье, обыкновенной внешности («лицом смугловат, волосы стриженые, борода небольшая, обкладистая, чёрная; росту среднего…»), как сумел он зажечь пламя на пространстве более 600 тысяч квадратных километров (три Англии или две Италии!), как мог поднять, всколыхнуть, повлиять на жизнь нескольких миллионов человек, «поколебать государство от Сибири до Москвы и от Кубани до Муромских лесов» (Пушкин)?

В учебниках, научных и художественных сочинениях, разумеется, не раз писалось, что для того имелась почва, что крепостная Россия была подобна пороховому складу, готовому взорваться от искры… Но многим ли дано ту искру высечь? Пушкин знал о пяти самозванцах, действовавших до Пугачёва; сейчас известны уже десятки крестьянских «Петров III». Случалось, что удалой солдат, отчаянный мужик или мещанин вдруг объявляли себя настоящими императорами, сулили волю, поднимали сотни или десятки крестьян, но тут же пропадали — в кандалах, под кнутом; Пугачёв же, как видно, слово знал — был в своём роде одарён, талантлив необыкновенно. Иначе не сумел бы…

Как решился?

Снова перечитываем биографические сведения, с трудом и понемногу добытые в течение полутора веков из секретных допросов, донесений, приговоров екатерининского царствования.

В 14 лет Пугачёв теряет отца, делается самостоятельным казаком со своим участком земли; в 17 лет женится на казачьей дочери Софье Недюжевой, затем — призван и около 3 лет участвует во многих сражениях Семилетней войны, где взят полковником в ординарцы «за отличную проворность»…

Рано тогда выходили в люди: и казак, и дворянин в 14—17 лет уже обычно отвечали за себя, хозяйствовали, воевали, заводили семью… Между прочим, многое помогает нам понять в Пугачёве его земляк Григорий Мелехов: хозяйство, женитьба, военная служба в тех же летах; к тому же оба смуглы, сообразительны; посланные «воевать немца» — увидят, поймут, запомнят много больше, чем другие однополчане и одностаничники…

Пугачёв цел и невредим возвращается с Семилетней войны — ему нет и 20-ти. Потом пожил дома полтора года, дождался рождения сына, снова призван, на этот раз усмирять беглых раскольников; опять домой, затем — против турок, оставя в Зимовейской уже троих детей…

В турецкой кампании — два года и между прочим участвует в осаде Бендер под верховным началом того самого генерала Панина, который несколько лет спустя будет командовать подавлением пугачёвцев, а у пленного их вождя в ярости выдерет клок бороды.

Вернулся «из турок», и всё вроде бы у Пугача благополучно, «как у людей»: выжил, получил чин хорунжего…

Царская служба, однако, надоела — захотелось воли, да тут ещё «весьма заболел» — «гнили руки и ноги», чуть не помер.

Шёл 1771 год. До начала великой крестьянской войны остаётся два года с небольшим; но будущие участники и завтрашний вождь, конечно, и во сне не могли ничего подобного вообразить…

Если б одолела болезнь Пугачёва — как знать, нашёлся бы в ту же пору равный ему «зажигальщик»? А если б сразу не объявился, хотя бы несколькими годами позже,— неизвестно, что произошло бы за этот срок; возможно, многие пласты истории легли бы не так, в ином виде, и восстание тогда задержалось бы или совсем не началось.