Твой единственный брат - [37]

Шрифт
Интервал


В тот вечер Борис Петрович долго не мог уснуть. Вспоминалось детство, мать, отец — весь мир их небольшого поселка, постепенно становившегося пригородом крупного промышленного центра. Думал все о том же: почему они с братом такие разные? Вадим — таким, какой он теперь, — сложился почти сразу, еще в юности. И значит, его теперешний образ жизни — это не падение, как принято говорить: мол, покатился по наклонной. Что ж, выходит, гены виноваты, воспитанием ничего не сделаешь? Или надо себя постоянно в узде держать?

Ловких вокруг развелось, это верно…  Однажды он ночевал в леспромхозовской заежке, приехал на совещание. Были там два инженера из объединения, назавтра собирались они к нему на лесопункт, все к тому же злополучному слешару — новой разделочной установке, испытавшей уже серию неудачных запусков. Привез этих инженеров один из замов генерального директора, молодой, но быстро выдвигавшийся. О нем говорили всякое. Была там еще куча народу, прибывшего по делам.

Вечером общий ужин организовали. Распоряжался круглый веселый южанин с узкими глазами — Марэк. Он бегал вокруг длинного стола, говорил длинные тосты, приносил горячую картошку, резал мерзлое сало, знакомился с каждым, строгал мороженную кабарожью печенку, обильно посыпая ее луком и перцем, поливая уксусом. Молодой начальник хохотал, хлопал Бориса Петровича по плечу, говоря:

— Вот, таких нам надо, побольше таких, тогда в Москве уважать будут… 

Марэк подсел к Борису Петровичу, вынул из кармана небольшой, с ноготь, темный комочек.

— Знаешь, что это? Это — мумиё! — провозгласил он торжественно и стал перечислять многочисленные достоинства горного лекарства, называя имена известных людей, якобы спасенных им от преждевременной кончины.

— Приеду в гости. Примешь? В знак нашей дружбы — возьми мумиё, запиши адрес: понадобится — еще пришлю. Возьми, возьми, нехорошо отказывать — обидишь.

Борис Петрович не взял этот серо-черный комочек, хотя желание было, — привлекали такие вот странные, не объясненные толком наукой вещи и явления. Не взял, потому что понимал: за этим последует просьба и, скорее всего, незаконная. Потом узнал: Марэк добился-таки своего в другом лесопункте. Ввязываться в это дело Борис Петрович не стал, посчитал, что себе дороже, что давно уже не так все идет, протестовать бесполезно. Затянуло этот эпизод тиной будничных забот. А теперь вот всплыло, вспомнилось в подробностях. Стали и другие мелочи всплывать.

Было же еще всякое, было…  Дома-то какие строили для лесорубов? По временной схеме. Коробка стояла на угловых цементных блоках, цоколь просто обшивали досками. Под полом, значит, пустота, сквозняки. Внутри коробки, в центре, сажали печь, а от нее на три стороны ставили перегородки. Вроде и кухня, и три комнаты. А на самом деле — перегородки от пола и потолка отделяли щели в ладонь-две. Такой проект…  Какая-то умная голова решила: мол, все равно у лесорубов жизнь кочевая, материалы экономить нужно. В результате зимой спасались только тем, что за ночь три-четыре раза подбрасывали дров в печь, благо хоть в лесу живем. Некоторые, похозяйственнее, сами доводили дом до ума. Но ведь многих и в самом деле кочевниками заставили стать, искать легкой жизни. Вон их сколько из леспромхоза в леспромхоз перебирается — все им кажется, что там больше платят, где их нет.

Конечно, Борис Петрович об этом знал прекрасно. Даже старался кое-что исправить, — к примеру, цоколи домиков двойным слоем досок обшивал, перегородки опускал до пола и поднимал до потолка. За такую самостоятельность попадало, но он с этим не считался. Люди хотели жить долго и основательно. Семьи росли. Большое кочевье шестидесятых закончилось, вроде как передышка наступила. Тогда и о комплексном использовании древесины стали думать, о переработке отходов на месте. И даже о соединении сил лесоразработок и лесовосстановления. Между прочим, Борис Петрович с местным лесничеством тогда кое-что начал делать, хоть и ведомства разные. Конечно, тайком от обоюдного начальства, — не хотелось лишний раз по шее получить. Так что начинал то, о чем до сих пор спорят и конца-краю этим спорам не видно. Делать надо, а не трепаться… 

Но о том ли ты, Борис Петрович? Не уходишь ли ты в сторону, лишь бы не затронуть неприятную историю? Хочешь выглядеть деятельным, только благородно поступающим? Чтобы проще было Вадима судить, так что ли? А сам для других все же времянки строил. А себе? Себе — цоколь ленточный, монолит из цемента. Краски — втрое больше. И леса всякого. И пристройки всякие, вплоть до гаража, хотя тогда было не положено…  А чем успокаивал себя? Все тем же, в духе недавнего времени. Мол, сгораю на работе, пусть хоть семья поживет в покое. Мол, так все начальство делает, вон даже первому секретарю райкома, когда перевели его в другой район, за три сотни километров перетащили баньку, к которой он привык. А еще тем себя успокаивал, старался погасить смутную тревогу, что ежегодно планировал организовать в лесопункте стройучасток, все дома переделать основательно. Только откуда в поселке лишние руки? Нашел двух плотников, но тем времени хватало едва на текущий ремонт. Один из них так и сказал:


Рекомендуем почитать
Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.