(Филип. I, 23). Но ты, может быть, хочешь слышать слова мужа и наслаждаться дружбою с ним,
желаешь по прежнему обращаться с ним, и пользоваться бывшею при нем славою, блеском, почетом и спокойствием, и потеря
всего этого смущает и омрачает тебя? Любовь к нему ты можешь сохранять и теперь так же, как и прежде; сила любви такова,
что она объемлет, совокупляет и соединяет не только тех, которые находятся при нас, или близко к нам, и которых мы
видим, но и тех, которые удалены от нас; ни продолжительность времени, ни дальность разстояния, и ничто другое подобное
не может прервать и прекратить душевную дружбу. Если же ты желаешь и видеть его лицем к лицу (я знаю, что ты весьма
желаешь этого), то соблюди ложе его недоступным для другого мужа, постарайся сравняться с ним по жизни, и ты конечно
отойдешь отсюда в один и тот же с ним лик, и будешь жить вместе с ним не пять лет, как здесь, не двадцать или сто, даже
не тысячу или две, не десять тысяч или несколько десятитысячелетий, но безпредельные и безконечные веки. Наследование
теми местами упокоения получается не по телесному родству, но по одинаковому образу жизни. Если одинаковость жизни
привела и Лазаря, незнакомаго Аврааму, в самыя недра его и удостоивает к возлежанию с ним многих от востока и запада, то
и ты займешь место упокоения вместе с прекрасным Фирасием, если захочешь жить так же, как он жил; тогда ты опять увидишь
его, но не в этой красоте телесной, с которой он умер, а в некотором ином блеске и сиянии, которое гораздо светлее лучей
солнечных. Настоящее тело, какой бы великой высоты ни достигло, тленно; но тела благоугодивших Богу облекутся такою
славою, на которую и смотреть невозможно этими глазами. Некоторые знаки и неясные следы этого Бог показал нам как в
Ветхом, так и в Новом Завете. Тогда лице Моисея сияло такою славою, что израильтяне не могли смотреть на него; а в Новом
Завете гораздо больше просияло лице Христово. Скажи мне: если бы кто обещал сделать его (Фирасия) царем всей земли, и
для этого повелел разстаться с тобою на двадцать лет, а после того обещал бы возвратить его к тебе в диадиме и багрянице
и тебя также сделать участницею его славы, ужели ты не перенесла бы такой разлуки благодушно и с надлежащим
благоразумием? Ужели не обрадовалась бы такому дару и не сочла бы его вожделенным? Переноси же эту разлуку и теперь, не
для земнаго царства, но для небеснаго, не для того, чтобы опять увидеть мужа в золотой одежде, но - в безсмертии и
славе, какая свойственна небесным жителям. Если же тебя очень тяготит продолжительность времени (разлуки), то он,
вероятно, иногда является тебе в сновидениях, по прежнему разговаривает с тобою, и показывает тебе вожделенное лице
свое; это пусть будет утешением для тебя вместо писем, или лучше, даже яснее писем. Там видны одне только буквы, а здесь
можно увидеть и образ лица, и кроткую улыбку, и осанку, и походку, можно услышать и звук и узнать любезнейший
голос.
4. Если же ты жалеешь еще о том спокойствии, каким прежде наслаждалась при нем, а может быть и о тех
надеждах, какия представлялись ему еще на большия почести (я слышал, что он скоро мог достигнуть высокаго места
градоначальника; а это больше всего, думаю, мучит и смущает душу твою), то представь себе тех, которые были на высшей,
чем он, степени достоинства, и кончили жизнь весьма жалким образом. Напомню тебе о них. Ты, может быть, слышала о
Феодоре сицилийском: он был из числа очень знаменитых мужей; превосходя всех красотою, величественным видом и
дерзновением пред царем, и имея столько силы, сколько никто из приближенных (к царю), он не перенес скромно этого
благополучия, но, замыслив зло против царя[53] и быв уличен в этом, был казнен весьма жалким образом; а жена его, нисколько не
уступавшая твоему благородству ни по воспитанию, ни по происхождению, ни во всех других отношениях, вдруг лишилась всего
своего имущества и даже свободы, была включена в число домашней прислуги и принуждена была жить хуже всякой служанки,
имея то преимущество пред другими, что своим чрезвычайным несчастием возбуждала слезы у всех видевших ее. Разсказывают и
об Артемизии, жене очень знатнаго человека; за то, что и он стал домогаться верховной власти, она доведена была до такой
же бедности и ослепла; потому что частию великость печали, частию множество слез помрачили ея зрение, и она теперь
нуждается в сторонней помощи, чтобы дойти до чужих дверей и таким образом получить необходимую пищу. Мог бы я указать и
на многия другия семейства, потерпевшия такое унижение, если бы не знал благочестия и благоразумия твоей души, которая
утешения в своем несчастий не желает искать в чужих бедствиях. И упомянутые примеры представил я теперь только для того,
чтобы ты убедилась, что дела человеческия ничтожны, и что по-истине, как сказал пророк, всяка слава человеча
яко цвет травный (Иса. XL, 6). Чем выше человек поднимется и чем больше приобретет блеска, тем глубже бывает
его падение; и это бывает не только с подчиненными, но и с самими царствующими (особами). Нельзя найти частный дом,
который был бы исполнен таких несчастий, какими бедствиями бывают исполнены царские чертоги: и преждевременное
сиротство, и вдовство, и насильственная смерть, убийства, гораздо беззаконнейшия и тягчайшия тех, о которых
разсказывается в трагедиях, особенно поражают облеченных этою властию. Оставив древние примеры, скажу, что из
царствовавших в наш век (всех их было девять)
