Творения святого отца нашего Никифора, архиепископа Константинопольского - [20]

78. Между тем карающее зло Правосудие не хотело покрыть долготерпением этого поругания святых, а желало ускорить и явить воздаяние при посредстве чуда; ибо немного спустя наказание поразило язык упомянутого клирика, возглашавшего перед собором: его голосовые органы ослабли и онемели. И заметьте, как тяжело (было наказание): когда ему напоминали изречения псалмов, то язык его освобождался от поражения и произносил слова; если же приходилось ему сообщать кому-либо что-либо, то язык слабел, пытался и, выговаривая нераздельно, неясно и косноязычно, передавал слушателю неудобовразумительные звуки. Так наказуется язык, поспешно говорящий против тех, кои устами изрекают мудрость и тщанием сердца источают разум. Посему благовременно будет привести божественное изречение, что смерть и живот в руце языка: удержавающии же его снедят плоды его (Притч 18, 21).

79. Но довольно сего как для обличения их зломыслия, так и для доказательства близости святых к Богу. И да остановится здесь слово о соборе и о том, что относится к нему, дабы не повело оно к тягостному пресыщению слуха. Но отнюдь не должен исчезнуть в глубине забвения опустившийся с того времени над церквами мрак темной ночи. Уничтожая всякое, издревле существующее, благолепное изображение евангельских событий и мученических подвигов, не побоялись они закрашивать их разведенной известкой. И как передать состояние тех, которые, постыдно покорившись измышлениям ереси, но сохранив в суде своей совести неповрежденным здравое учение, должны были совершать столь постыдное и гнусное дело? Нередко они в растворе извести изливали свои слезы, не перенося скорби (при виде) осквернения. Дерзость в отношении к священным изображениям была дозволена каждому желающему: одни сокрушали священные и чтимые драгоценности; другие, разрывая на мелкие куски дорогие священные одежды, бросали их на пол; иные, разрубая топорами изображения на досках, свирепо сжигали их на улицах; некоторые вместо прежних благовоний обмазывали их навозом, салом и зловонными веществами. И можно было видеть украшения божественных храмов попираемыми, как во время пленения. Можно было видеть, как предметы, не подлежащие осязанию и зрению мирян, влеклись нечистыми руками (людей непосвященных) и выставлялись зрелищем для каждого. Можно было видеть, как пастыри были удаляемы из церквей, а стадо вверялось волкам, — изгонялись исповедывавшие правое учение, а поносившие его принимались, невинные отдавались под суд, как виновные, а вместо них на кафедры сажали подвергавшихся наказанию бичом, клириков подвергали издевательствам и бичеваниям и держали в тюрьмах, из которых нет выхода, наши назореи угнетались пытками, голодом, жаждою, долгими заключениями и работами и переносили страдания до крайней опасности, одни из них потеряли жизнь от меча, а другие, завязанные в мешки, были сброшены, подобно камням, в воду; женщины обнажаемы были перед мужчинами, их влекли наравне с преступниками, были бичуемы, и все переносили с мужественною душою ради Христа.

80. Так поступал ненавистник Лев в отношении ко всему божественному и с теми, которые с честью боролись за него. А между тем кто не оплачет горькими слезами те дружеские договоры, которые он так постыдно и непристойно заключил с соседними гуннами? При этом он пользовался их, а они нашими обычаями, и таким образом взаимно подтвердил союз, так что можно было видеть, как ромейский царь своими руками выливал из чаши воду на землю, переворачивал сам седла на лошадях, касался скрученного втрое ремня, бросал вверх сено и клялся всем этим, — а язычники притрагивались непристойными руками к нашим божественным знакам (символам) и клялись их силою. Не есть ли это порождение жестокости? Не есть ли это явное неистовство и ожесточение против Христа? Не должно ли было это навлечь праведное наказание Божие? О сем свидетельствуют чудесные и необычайные знамения того времени: землетрясения, по слову пророка сокрушающие сердце (Наум 2, 10) и поглощающие населенные города; глады, распространяющие нужду по всей земле; земледельцы, собирающие колосья не серпами, а руками в карманы; воздух, испускавший пламя в виде жезлов и наводивший ужас на зрителей; море, пребывавшее бесплодным и дававшее бури и волнения вместо рыб; повсюдное забвение уз родства и дела, породившие междоусобные распри во всех провинциях и городах. С тех пор и доселе еще сильна страшная болезнь междоусобных браней.

81. Но на этом не прекратились и не остановились беды сего человека; вздымаясь, усиливаясь и как бы угрожая уничтожением (всех его) прискорбных предприятий, они навлекли на него меч заговора не в строю, не в чужой и вражеской земле (тогда был бы некий повод создать похвалы несчастному, как подвизавшемуся за отечество), но дома, у себя и в то время, когда думал он, что дела его обстоят благополучно. А того, кто составлял заговор, он держал в заключении и оковах в ожидании, когда пройдет наступавший праздничный день Рождества Спасителя и когда дело его будет тщательно расследовано. Потеряв заслуженно голову, увенчанную против церкви, и руку, простершуюся на уничтожение правых догматов, от меча своих щитоносцев и копьеносцев среди божественного храма, испустил несчастный душу свою, обесчестившую многих святых. Но скажем еще несколько слов, если угодно, об этом событии, не падению радуясь, а скорбя о несчастий. Что же это, о, безмерно превозносившийся и надувавшийся, призвавший на нас бури и дышавший на церковь подобно дракону? Как отлетел дух, поднимавший бури преследования, неистово гремевший против благочестивых подобно Салмонею Кирсскому