Творения святого отца нашего Никифора, архиепископа Константинопольского - [165]

31. Следует особенно отметить, что пример образа в данном случае приводится не как раньше в приложении к выяснению отношения Сына к Отцу, а для объяснения того, в каком отношении мы, сыны, по усыновлению и благодати стоим к Сыну по естеству и силе, и для доказательства того, каким образом мы удостоились всыновления; именно (мы стоим к Сыну в таком же отношении), как образы к первообразам вообще и без ограничения, а не как образы того или иного лица или такого-то достоинства, например царского, как в предыдущей речи. А как относятся образы к первообразам, об этом говорят общие мнения и взгляды, и в этом согласны и единомысленны все здравомыслящие, ибо приобрели знание это от природы, без научения. Итак, в отношении к Сыну по естеству, истине и силе мы — сыны — по всыновлению; ибо всякий пример берется как нечто хорошо известное, дабы неясное и сложное получило достоверность и подтверждение из более известного и ясного. В разбираемом случае предполагается двойной способ всыновления Отцу. Адам есть и называется всыновлением по естеству и истине; этот способ приложим к Богу Сыну; точнее его надо бы назвать не всыновлением, а сыновством. Другой способ по усыновлению и благодати; он приложим к нам, верующим. Как же второй способ относится к первому? Как образы, говорит отец, к первообразам. И якоже облекохомся, говорит апостольское изречение, во образ перстнаго, да облечемся во образ небесного (I Кор 15, 49). Это же говорит тот же самый блаженный Кирилл в другом месте, рассуждая так: «Когда чувственный человек преклонился ко греху и по плотоугождению занемог вкоренившимся в него грехом, то тем самым он отложил от себя сообразность божественному образу и Духа, пребывавшего на нем наподобие печати, и оказался тленным и безобразным. Но так как Творец всех сущих восхотел возвести погибшего в начальное состояние невинности и красоты, то Он снова послал удалившегося от него божественного и Святого Духа, изменяя таким образом человека по премирному образу и получив возможность через Него преобразовать нас по своему подобию». Но всего важнее то, что этот же учитель высказал, что Сын существует в образе Отца. Именно священное изречение отца гласит, что Он есть образ и отображение Родившего. Образы же суть как первообразы. Что можно сказать против этого? Разве иконоборцы не должны уйти отсюда обличенные и постыженные? Когда слово «образ» отец употребляет в приложении к божеству, он говорит, что Сын есть образ Отца, согласно приведенному изречению. Когда же дело касается икон вообще и только их, он это отмечает уяснением при помощи множественного числа: «образы как первообразы». Неужели безумцы будут и это слово (образы) понимать в приложении к божеству, допуская многих сыновей и отцов и признавая многобожие? Не образ, говорит отец, а образы, показывая этим подобие и сходство.

32. Что может быть яснее и очевиднее этого по занимающему нас вопросу, если бы только не был ослеплен до такой степени их ум и не было столь омрачено их духовное зрение! Что же скажут на это чуждые божественного всыновления? Неужели они в состоянии смотреть прямо на столь яркий и ясный блеск истины? Неужели они противопоставят пустые и скверные бредни, изрыгаемые нечистым и богоненавистным сердцем? Принимают ли они эти божественные слова или презирают учителя? Если не примут, то должны отстранить себя из стада Христова. Если же примут, то необходимо одно из двух: или с нами признать отношение образов к первообразам и вместе с нами принять иконы Христа и святых для поклонения, или же, если они не признают этого взаимного отношения и общения, быть явно отстраненными от всыновления, которым обогатились мы через Св. Духа в божественном крещении, и сопричислиться с Иудеями и язычниками. Для них упраздняется крещение; они перестают быть существами по образу Творца и пребывают впредь отлученными от чад стада Христова. Таковы последствия для несчастных за поношение икон. Поистине ввиду всего этого можно дивиться, до какой степени безумия и тупости дошли они, имея и образ мыслей соответствующий их деяниям.

33. Они притворяются и ложно показывают себя почитателями образа Креста, но самую сущность, т. е. спасительные страдания, они отвергают. Ибо как мог Он страдать и быть распятым, если, согласно их нелепостям, Он воспринял неописуемое тело? Что могло быть распростерто на кресте и пронзено гвоздями? Каким образом входило в тело острие копья, если оно неописуемо? Или и здесь мрак докетизма омрачил отверженных? И в самом деле, разве не отвержены те, которые в умственном и духовном омрачении болтают странности? Говорить хорошее они не умеют, как люди злые и из дурного сокровища своего сердца выносящие злое. Разве неясна их извращенность из того, что будучи врагами Креста Христова, они, с одной стороны, притворяются почитателями Креста, а с другой — ниспровергают и разрушают вместе со священными изображениями самый первообраз Креста?

34. Итак, что же говорят они, какие хитрые и двусмысленные изречения приводят в свое оправдание? «Изображению креста мы поклоняемся ради Распятого на нем». Безумие и тупость их совершенно ясны отсюда, ибо они гнушаются и презирают изображение освящающего и в то же время делают вид, что почитают изображение освящаемого. Но как может быть с их точки зрения освящено изображение (Креста), если Христос на самом деле не страдал телом? На эту несообразность и пустословие не следовало бы и отвечать.