Творчество - [23]

— Речушка какая-нибудь имеется поблизости?

— Не речушка, а река.

— Тем лучше. Давайте вот как условимся... Пусть Константин Петрович отдыхает спокойно, а я тем временем искупаюсь.

Не успела вторично отскрипеть калитка, как Зоя воскликнула:

— Любопытная ситуация!

— Тише! Он может услышать.

— А что ты скажешь, когда вернется?

— Скажу... Не знаю еще, что скажу. Во всяком случае мы не должны выдавать отца.

...Незнакомец вернулся через час.

— Чудесно освежился, — сообщил он, встряхивая головой (мокрые волосы прилипали ко лбу, влажные пятна просвечивали на косоворотке). — Ну как, на этот раз пришел удачнее?

Нина Павловна сокрушенно развела руками:

— Очень неприятно. Константин Петрович совершенно неожиданно должен был выехать в город. Едва вы ушли, как телеграмма, срочный вызов.

— Уехал? В город?

— Да. Просил извиниться перед вами.

Незнакомец нахмурился, посмотрел на часы.

— Следующий поезд когда отсюда?

— В тринадцать сорок семь, — ответила Зоя.

— Ой, долго ждать. Попробую изловить попутную машину.

И все бы кончилось благополучно. Но Зоя, пожалев незнакомца, начала подробно объяснять, как ближе выйти на шоссе. А в это время появился Никодим Николаевич.

Зоя первой его увидела:

— Никодим Николаевич! Какими судьбами?

— Вот... Приехал навестить вас.

— Но почему вы один? Почему отца не привезли?

— Константин Петрович велел кланяться. Он, к сожалению, не имеет сейчас времени. А вам, Нина Павловна, я привез...

Тут вмешался незнакомец.

— Ничего не понимаю, — вздохнул он шумно. — Где же наконец Константин Петрович? Отсюда уехал или сюда приезжает?

Воцарилась неловкая пауза. Зоя ее прервала.

— Отец в городе, — призналась она просто. — Он действительно много работает. А чтобы не отрывали, просил всем говорить, что он на даче. Теперь понимаете?

Глубокая складка перерезала лоб мена незнакомца, но тут же разгладилась.

— Теперь-то понимаю. Форменный спектакль!. А все же придется мне побеспокоить Константина Петровича!

Еще раз усмехнувшись, он откланялся и ушел.

— Кто такой? — спросил Никодим Николаевич.

— Право, не знаю, — ответила Нина Павловна. — Говорит, что непременно должен лично встретиться с Константином Петровичем. И как неловко вышло! Не иначе, Маша проговорилась, сообщила наш здешний адрес. Но что же вы стоите? Идите сюда.

Никодим Николаевич поднялся на веранду. Нина Павловна взяла у него из рук пакет и передала Зое.

— Мне надо поговорить с Никодимом Николаевичем. А ты займись пока обедом.

И встревоженно спросила, как только Зоя вышла:

— Что же происходит? Почему Константин Петрович не отвечает на письма? Он здоров? (Никодим Николаевич в ответ лишь кивнул.) Да говорите же! Я вижу, вы чем-то озабочены.

— Да, — признался, помолчав, Никодим Николаевич. — Я имею основания быть озабоченным. По дороге сюда я думал, следует ли мне говорить... Но с кем же, как не с вами, Нина Павловна, могу я быть откровенным?

Так, вполголоса, стараясь сдержать волнение, начал Никодим Николаевич свой рассказ:

— Вспомните, Нина Павловна, сколько лет уже работаю я помощником Константина Петровича? Двенадцать лет! Двенадцать лет исполнилось в мае этого года!.. Я всегда был счастлив, что судьба связала мой скромный труд с художником, талант которого я почитаю. Был счастлив, что копии, которые я исполнял с его картин, встречали одобрение, уходили в самые отдаленные уголки страны. Да, я был счастлив. Мастерская Константина Петровича превратилась для меня в родной дом... Тем тяжелее мне то, что сейчас происходит!

— Но что же происходит?

— Если бы я мог это понять! — горестно усмехнулся Никодим Николаевич. — Внешне, казалось бы, все идет попрежнему. Константин Петрович все так же много работает, позволяет себе лишь самые краткие передышки. Но эта работа... Она не приближается к завершению. Наоборот! Константин Петрович все время переделывает.

— Переделывает? Повидимому, он не всем еще доволен. Я помню, прощаясь, он сам мне сказал...

— Совершенно верно, Нина Павловна! Я сознаю, прекрасно сознаю — труд художника неотделим от поисков, от непрерывных, упорных исканий. Чем талантливее художник, тем взыскательнее относится он к своему труду. Однако то, что я сейчас наблюдаю... Вы были правы, Нина Павловна. Теперь я не могу не согласиться с вами. Константин Петрович действительно переменился. Сильно переменился. Особенно после Москвы... Он как будто все время спорит внутренне с самим собой. Как будто находится в каком-то разладе...

— А вы не пробовали поговорить, узнать, в чем дело?

— Пробовал. Ответа не получал. Мне даже кажется, Константин Петрович с трудом переносит мое присутствие... Не сочтите, что во мне говорит уязвленное самолюбие. Это не так. Меньше всего думаю о себе. Но как я могу безучастно смотреть на происходящее?.. Картина, которую Константин Петрович начал с таким мастерством... Она имеет все основания украсить выставку. Но она лишь переделывается, непрерывно переделывается. И не побоюсь сказать — переделки эти не идут ей на пользу!

В последних словах прозвучала неприкрытая душевная боль. Как ни была Нина Павловна сама встревожена, она почувствовала необходимость успокоить Никодима Николаевича: