Твердая порода - [74]

Зубаиров, называвший до этого всех медиков «белоручками», стал жалеть и понимать жену.

— Слушай, — удивлялся он. — Твоя работа тяжелей, чем на буровой!

— Потерпи уж, Фазыл, потерпи. Не всегда же так будет.

— Я-то потерплю, только ты сама болезнь не схвати. Погубишь тогда нас! Не меня, а буровую! Вся работа может насмарку пойти.

— В самом деле, дай-ка я тебе сделаю профилактический укол!

Райса стала готовить шприц.

— Что ты! Что ты! — испугался Зубаиров. — Я этого с детства боюсь!

— Не дрожи, не дрожи! Подними-ка рубашку. Уж я тебе как родственнику — по блату!

Райса со смехом подняла рубашку Фазылу, тот крепко зажмурил глаза.

Только ты это… Осторожно…

— Эх ты, буровик! — засмеялась Райса. — Даже маленькие дети безропотно терпят, а ты…

— Ну мясники, ну мясники! — ворчал Фазыл, морщась. — Железку прямо в живое тело!..

— Чтобы завтра все твои рабочие пришли на прививку. Сам пошлешь.

— Думаешь, мои герои заболеют? Не такой они породы…

— Этот вирус породы не разбирает! Хочешь сберечь буровиков — всех ко мне.

Постучали.

— Начинается! — Зубаиров вздохнул. — Когда же он подохнет, этот проклятый вирус?

Но вместо очередного больного в дом вошел здоровяк Мутгарай.

— Мутгарай? — удивился мастер. — Неужели на буровой…

— Я к Райсе, — сказал Мутгарай тусклым голосом. — У Фариды, моей хозяйки, дочка заболела.

— Температура? — Райса уже одевалась.

— Огнем горит.

Вернувшись домой, Райса сказала мужу:

— Уж больно тесно живет бедняга! Там ни сесть, ни лечь. Неужели не нашли ему более подходящего жилья? Не заботишься ты о людях, Фазыл…

— Ему видней, — сказал Зубаиров и, вспомнив слова Фархутдина, усмехнулся: — Он нас не спрашивал…

Впрочем, верна эта русская пословица — «в тесноте да не в обиде», — думала Райса. Вот у них и квартира отдельная и просторная, а весь день слышно, как ходит и ворчит хозяин, все чем-то недоволен. А хозяйка Мутгарая показалась ей очень приветливой и милой…

Впрочем, Райса почувствовала и еще кое-что: Мутгарая и Фариду, несомненно связывает что-то хорошее. Это было заметно и по их общему беспокойству за здоровье ребенка, и в разговоре между собой, и во взглядах.

Фатыма уже выздоровела, когда болезнь свалила и Мутгарая. Он вернулся с ночной вахты в ознобе, с головной болью и не стал даже завтракать, улегся в постель. Озноб вскоре прошел, но теперь у него дыхание стало жарким и прерывистым.

— Если холодно, достань ватное одеяло, — спросонья пробормотала Фарида, думая, что он просто продрог на холодном ветру.

— Жарко… Душно… Если я открою дверь?..

По хриплому голосу парня Фарида поняла, что с ним неладно. Она встала, зажгла свет, подошла к Мутгараю и осторожно дотронулась до его лба.

— И-и, перышко мое, ты же весь горишь! — Фарида заметалась по комнате. — Вот лекарство, осталось от Фатымы. Выпей! Это болезнь тебе передалась от дочери… Ты ведь и не отходил от нее.

Подчиняясь уговорам, Мутгарай проглотил горькую таблетку.

— Ты ляжешь сюда. Нет, нет, и не говори, я не послушаю! Больной человек не должен валяться на полу, не возражай, я тебе говорю. Смотри, какой упрямый. Ну-ка, встань!..

Держа Мутгарая за горячие руки, она повела его к кровати. Удобно уложила, накрыла ватным одеялом, сама села на край койки и еще раз потрогала лоб парня.

— Посиди так, Фарида, не уходи…

Голова прошла, но Мутгарай ни за что не хотел отпускать от себя Фариду. Если бы Фарида сидела рядом и мягкой, прохладной своей рукой касалась его лба, Мутгарай согласился бы долго болеть.

— У Райсы много больных детей, — сказал Мутгарай. — Не вызывай ее.

— Ладно, — согласилась Фарида. — Буду тебя лечить по-своему.

Она принесла из сеней заготовленную во время сенокоса душицу, заварила ее, положила в чайник сушеную малину. Щекоча нос, по избе разошелся запах трав и лугов. Этот запах лета принес Мутгараю облегчение.

— Хорошо, что ты рядом, Фарида, — бормотал он, засыпая. — Что бы я делал один? Сейчас бы в баньку… Вот поставлю тебе дом, эту избушку в баню переделаю…

На другой день к Мутгараю вместе с Райсой пришел и Зубаиров. Они увидели, что болезнь сбила с йог и хозяйку.

По двору и домику ходил Мутгарай, весь пылая от жара, и ухаживал за Фаридой и ребенком. «Славный вообще-то парень! — подумал Зубаиров. — Но такое усердие ему бы на буровой! Поговорить с ним, что ли?» Райса стала осматривать Фариду, а Мутгарай и Зубаиров вышли на двор. Через окошко было видно, что Фазыл внимательно разглядывает сруб — многодневную работу Мутгарая. Был слышен даже их разговор.

— Не собираешься здесь совсем остаться? — спросил Фазыл.

— Останусь. Ты отпусти меня, мастер.

— Чего тебе у нас не хватает? Кто тебя обидел?

— Отпусти, прошу!

— Отпусти, отпусти! Я тебя не принимал, не я и увольняю! Зачем пришел, раз ты думал уходить! На кой черт напрашивался в бригаду? А что я буду делать еще с одной недоукомплектованной вахтой?

Мутгарай молчал, тупо глядя в землю. По дороге домой Райса осторожно взяла Фазыла под руку:

— Ты зря так с ним — он сейчас ведь нездоров… Да к тому же он — человек земли… И ты сам прекрасно видишь, где у него теперь мысли… Не будем мешать ему…

А что скажут другие, когда он уйдет?!

— Фазыл, будь человеком…