Твари творчества - [43]

Я села и постаралась сосредоточиться. Нельзя было допустить ошибку, когда подвернулся случай встретиться с тем самым режиссером…

«Ну, хорошо. Я встречусь с Массмедийкиным, — рассуждала я вслух — Есть он, есть Лизина кассета — вещдок Но что со всем этим делать? Идеи, нет идеи!» Ответа не было. Он должен прийти сам собой. Мне надо было как-то привести себя в чувство, найти баланс со своим внутренним «я»…

«Пойти к Градскому, что ли? Послушать что-нибудь из последнего?» — снова вспомнила я старого друга. «Он не вылезает из своей мастерской. Если не переехал, конечно. Отрастил, наверное, бороду. Пишет оперу-фантасмагорию по известному в прошлом веке роману об одиночке. А я живу в фантасмагории».

Тут же сообразила, что не могу все бросить в квартире и уйти. Я не знала, сколько времени буду блуждать в поисках Градского. Я не видела его очень давно. Может, и улицы, на которой он жил, уже нет? Мне надо было куда-то пристроить Потапку. И кассету в доме тоже оставлять было нельзя. Мороженщица, поселившаяся у Винни, не внушала мне доверия. «Мандарина! — вспомнила я свою соседку, — это выход!»

Набрала Мандарину: «Можно, оставлю у тебя Потапку на некоторое время?»

«А твой что? Ну, понятно. Можешь не объяснять, — быстро сообразила она. — Конечно, заходи!»

Схватив в охапку кота и сунув в пакет кассету, я побежала к Мандарине.

Она встретила меня, как всегда, в пеньюаре.

«Ты надолго собралась?» — спросила она с лукавой улыбкой.

Я и сама не знала. «Дня на два…» — ответила я наобум.

Протянула ей пакет с кассетой: «И вот это, пожалуйста, спрячь. Здесь важные документы!» Мандарина одарила меня еще одной хитрой гримасой. Но я могла ей доверять. Я это знала.

«Потапий, я скоро вернусь!» — пообещала я ему, целуя в лоб. Потапке я тоже могла доверять. У них с Мандариной у обоих был высокий IQ.

Глава 24. «Градский»

Я бросилась искать Градского, которого не видела тысячу лет. Пробежав несколько районов с удивительной скоростью, наверное, со скоростью своих бешеных мыслей, я за какие-то полчаса покрыла расстояние, на которое в будний день, в пробке, могла потратить все полтора. Решив, что мне начало неслыханно везти, я оказалась на центральной улице города.

По улице разъезжали повозки, запряженные лошадьми. Извозчики восседали на козлах, хлестали неповоротливых лошадей. Те недовольно фыркали и плелись по заснеженной мостовой, не меняя ритма.

В повозках галдели девицы. Их худосочные тела в бикини выглядывали из-под небрежно наброшенных полушубков. Кожа их напоминала цвет зажаренной дичи — результат воздействия эфирного облучения на автозагар. Мужички с побагровевшими лицами везли их, оторвав от экранов, в сауны. Затем в ресторан и обратно в сауну. Девицы то и дело ржали. Казалось, они давно потеряли счет дням и едут на этих повозках сквозь века… Их чрезмерное веселье в любой момент могло перейти в истерический плач. А праздничный кортеж — превратиться в похоронные дрожки.

Это не было галлюцинацией. Это и была его музыка, которая уже звучала. Она оживляла призраков прошлого, чтобы сунуть их тебе под нос и вырвать возглас: «Сегодня, как вчера?» А может, эти образы были спущены сверху каким-то главным автором… И люди подхватывали их и болели ими, как подхватывают вирус?

Но вот одна из девиц спрыгнула с повозки, и пошла, осторожно ступая вдоль колеи, оставленной колесами в снегу. Она была бледна, что отличало ее от подпаленных подруг, которых она только что покинула. Да и все в ее облике, если приглядеться, было нарисовано в пастельных тонах: кроткое выражение наивного лица, бледность поджатых губ, русая прядь, выбившаяся из собранных в хвостик волос. По улице шла Сонечка Мармеладова… Она несла выручку в своей маленькой сумочке, которую собиралась отдать мачехе, на покупку школьной формы и учебников, своим младшим брату и сестренке. Нет, конечно, это была современная девочка, с мобильным телефоном в руке и банкой «Кока-колы». Но она и была Сонечкой. И ее Раскольников ей еще не встретился. Захотелось пойти за ней и объяснить что-то про судьбу Сонечки. Поискать для нее Раскольникова. Но кто я, в конце концов, чтобы вмешиваться в ее жизнь? Ей надо пройти все, что предназначено.

За Сонечкой семенила маленькая девочка. Она то и дело приседала и загребала снег варежкой, лепила из него снежок и бросала Соне в спину. Та не обращала внимания. Потом обернулась и попросила девочку поторопиться. Девочка вскочила, побежала за Соней, но вскоре снова отстала. Она слепила снежок и замерла, — увидев маленького человечка, вынырнувшего из- за угла, — почти гномика. Девочка засмеялась, глядя на него. Но он, видно, привык, что глядя на него, смеются, и никак не среагировал, даже не оглянулся… Ну точно, Башмачкин — кутается в свою старую шинель, скользит по мостовой, втянув голову в плечи. Остановился. Что его привлекло? Ах, вот что — склонился к собачонке. Осторожно погладил. Распрямился, пошел. А собачка за ним. Он делает жест рукой — отгоняет. А собачка все бежит. Думает: нашла хозяина! Он снова оборачивается, что-то говорит ей. Она задрала мордочку — слушает. Вот, наконец, собачка поняла, что не надо бежать за ним и смотрит маленькому человечку вслед, пока он не растворится в метели. И развернувшись, бежит уже за другим, целеустремленно спешащим куда-то господином с портфелем. А тот ее и не замечает. Но вот и он остановился и проследил взглядом за женщиной на другой стороне улицы. Шаг ее был неспешным, задумчивым, будто она ждала чего-то. «Лара!» — окликнул ее мужчина. Женщина повернула голову, нашла его взглядом и прикрыла лицо рукой в перчатке. Он подошел вплотную, отстранил ее руку, потянулся к ее лицу губами. Они застыли. Собачка долго смотрела на парочку. А когда они двинулись и свернули за угол, она сначала постояла, а потом последовала за ними.