Твари творчества - [25]

Потом клоуны приглашали самых смелых детей в центр, на всеобщее обозрение. Загадывали загадки и одаривали конфетами. Лиза вдруг выбежала на арену и поманила за собой мальчика. Он последовал за ней. Она вынула из кармана плаща яблоко, которое прихватила еще на рынке, и бросила его мальчику. Они начали перебрасывать яблоко, как бадминтонный волан. Публика ахала и смеялась, когда яблоко, готовое упасть на землю, вдруг останавливалось в воздухе, совершало пируэт, летело вверх и возвращалось к мальчику. Он снова его бросал, и оно повторяло тот же маневр в воздухе. Вид крохотного мальчишки, виртуозно управляющего плодом, всех привел в неистовство. Мальчик неуклюже раскланялся и был готов уже побежать к матери, как его остановил один из клоунов. Он отвел мальчика в сторону, позвал его мать. Я решила подойти поближе. Мне хотелось узнать, как клоун объяснит трюк, показанный мальчиком. Клоун снял свой колпак, пожал мальчишке руку и спросил смущенную женщину, сколько лет ее сыну, где они живут и чем предполагают заниматься в ближайшее время. Женщина что- то отвечала застенчиво. Но когда клоун, — а это был улыбчивый, молодой парень, — сказал, что его приглашают учиться клоунскому и жонглерскому искусству, мать всплеснула руками. Оказалось, что они ищут одаренных детей. Тем более, в последнее время стали появляться дети нового поколения — индиго. Они — прирожденные фокусники. А здесь налицо талант. Мать обрадовалась. Но потом испугалась, сказав, что приехала издалека, что она всего на несколько дней здесь и жить им в городе негде. Живет она с сыном одна, работу потеряла. Сыну до школы еще год. Какого же было ее удивление, когда парень сообщил ей, что жить они могут все вместе, в фургоне при шапито. А ей достанется работа портнихи и поварихи. Обрадованная женщина закивала в знак согласия, и запричитала, что мир не без добрых людей. Парень поправил ее, сказав, что мир не без добрых клоунов, и пригласил женщину и мальчика в фургон, стоявший неподалеку. Перед тем, как скрыться за дверью фургона, женщина вдруг обернулась и взглянула на меня, затем поискала кого-то глазами и посмотрела на стоящую рядом Лизу. Потом снова перевела взгляд на меня. Я улыбнулась в ответ. Она подошла ко мне и стала молча меня разглядывать. Я видела, как Лиза протянула руку к ее волосам и провела по ним ладонью. Женщина вдруг покраснела и тихо сказала: «Я вас узнала… «Лютики-цветочки». Всю свою молодость я смотрела ваш фильм. Раз двадцать. Спасибо! Ведь это вы все устроили мне и сыну?» Я замотала головой, отказываясь от незаслуженной благодарности. Но женщина настаивала: «Это вы, я знаю, звездам многое под силу. Спасибо, вы даже не представляете, как это вовремя. Мы ведь остались без крова». Она подавила подступившие слезы, и мне пришлось согласиться с ролью благодетельницы. Какая разница, ведь ей всего не объяснишь. Пусть верит, что это я. Когда она наконец скрылась в дверях фургона, я оглянулась. Но Лизы уже нигде не было.

Пошел дождь и так же внезапно кончился. Я долго брела по маленьким улочкам, заглядывая в лужи и перешагивая через свое отражение в них, пока не дошла до бульвара. Села. Стала думать о цирке шапито. А может, и нам с Винни пора играть там… Еще месяц без работы, и станем бродячими артистами. Представила, что мы с Винни можем делать в шапито. Ну, Винни найдет что. Он создан для шапито. Будет разговаривать с птицами. А я — показывать фокусы, дрессировать Потапку или развлекать публику в качестве медиума? Да и зрители шапито — это дети. Их и зрителями теперь называть не хочется. Это просто сообщники по радости. Слава богу, дети еще не завербованы… Хотя и они в опасности. И до них дотянется зоркое око эфира.

Словно подслушав мои мысли, на соседней улице появилась группа детей. Они шли парами, во главе с седым долговязым типом. Приглядевшись, я заметила, что это были двойняшки. Целый отряд двойняшек! Ну вот, конечно, — и здесь двойственный принцип! Как же им избежать тиражирования, если он заложен в их сознании с рождения? Начнут разыгрывать учителей, родителей, любимых — подменять друг друга и разделят одну жизнь на двоих…Так и не узнав, что было каждому из них предназначено в одиночку? Седой, возглавлявший шествие двойняшек, взмахнул рукой и двойняшки, принялись хором повторять свой гимн:

«Двойняшкам везде у нас дорога, Двойняшкам, везде у нас почет! Мы вырастем в два чуда телебога, мы вам удвоим счастье и приплод!»

Шествие двойняшек замыкал еще один взрослый, — тоже седовласый тип, копия того, кто шел во главе группы, только чуть ниже ростом. «Молодцы, что и следовало доказать», — со вздохом заключила я, когда процессия скрылась из виду. Мой взгляд упал на лежавшую на лавке книгу. Я взяла ее в руки. Это был Набоков. «Лолита». Открыла первую страницу и стала читать свое любимое вступление. «Лолита, свет моей жизни. Огонь моих чресел. Грех мой. Душа моя. Ло-ли-та. Кончик языка совершает путь в три шажка по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.»

Я отложила книгу. Конечно, любовь верит и живет идеей своей уникальности. Сама суть любви — это ее неповторимость. Это выпадение из нормы, исключение. Аномалия. Не было бы идеи уникальности, незаменимости — не было бы любви. Разве любящий не верит в то, что его любимая или любимый неповторим? И само чувство — один-единственный шанс в вечности?