Твари творчества - [21]

Мы подкатили к зданию управы. Мандарина оборвала свой монолог, проверила в сумке видеокамеру, которую взяла на случай сбора компромата, и спустя минуту-две мы уже входили в приемную Объектова. Как и следовало ожидать, Объектов был носителем говорящей фамилии. За столом сидел скорее объект, нежели живой человек Его серый костюм, накрахмаленная рубашка и модный широкий галстук топорщились, надетые на крупные формы, покрытые загаром. Он ощутил артистическое вдохновение в присутствии двух дам, нажал под столом кнопку камеры наблюдения и начал представление. Хохотал нам в лицо, выслушивая мольбы помочь сохранить деревья от порубки, затем резко менял выражение лица на глубокую задумчивость, изображая мыслителя, когда мы просили восстановить уничтоженную пешеходную дорогу. Наконец мы добрались до истории с переходом, рассказав о погибшей там женщине. (Ее имя и особенности моего с ней контакта я держала в тайне даже от чуткой Мандарины.) «У нее почку забрали! — выкрикнула вдруг я, испугавшись собственного голоса. Для меня самой это тоже стало неожиданностью. Информация о почке окончательно сформировалась в моем сознании. Я ясно увидела тело Лизы на столе патологоанатома, который делал надрез на ее левом боку, затем он вынул орган, передал тут же стоящей рядом помощнице, а она поместила его в металлическую коробку и отправила в морозильник. (Мой сон в день похорон Лизы оказался вещим). «Ее использовали в качестве донора! — констатировала я гневно, — родителей даже не искали, у нее же есть какие-то родители!». К этому моменту депутат понял, что исчерпал весь набор мимических красок, и сказал по-простецки: «Девчонки, вы о чем? Милиция приезжает ночью, видит кучу из костей и мяса, — какие родители?» Заметив, что мы с Мандариной притихли, и приняв это на счет своей убедительной игры, продолжил уже нараспев: «А есть еще живые люди, которые ждут донорскую почку, сердце, печень…» Он сделал паузу, припоминая анатомический атлас: «…селезенку, поджелудочную железу…» И ничего больше не вспомнив, закруглился: «Их жизнь зависит от доли секунд!» Но серьезная беседа его утомила, и он снова принялся хохотать, очевидно, для снятия стресса. Наконец, он признался, что все решают деньги. Последнее заявление Объектова вызвало у меня страстное желание задушить его прямо тут, в кабинете. Плохое желание, знаю, и запрещенное по всем законам, особенно экстрасенсам — можно материализовать желаемое. Но, каюсь, меня, как и всех простых смертных, охватывала порой жажда быстрой расправы и мести. Я представила, как мы с Мандариной приканчиваем его и потом торгуем целым набором отборных органов Объектова, прямо во дворе управы. Мои мысли, очевидно, были столь выразительны, что Объектов, проведя инстинктивно рукой по своей шее, одарил меня недобрым взглядом. Я кивнула: правильно понял.

Он сразу весь скукожился-то ли испугавшись чего-то, то ли устав. И, потянувшись к нам через стол, чтобы мы расслышали его, зашептал: «На депутатском рабочем месте запрещено сопереживать…» И вдруг спросил совсем жалобно: «Может сфоткаемся вместе?» Вынул из ящика фотокамеру, нашел для нес место на столе, поставил на автоспуск и быстро перебежал к нам Обняв нас за плечи, влез в кадр. Ослепила и погасла вспышка. Но он нс отстранился, продолжая держать нас за плечи, стал наговаривать сдавленным голосом: «Девочки, а помните, как в детстве делали клады? Зарывали косточки от сливы или персика… Я один до сих пор не разрыл, все откладывал, а потом забыл, где… Как хорошо было…Такое чувство — щемящее, словно укол в сердце. И сосет, тянет сладко… Так же, когда болел, бывало, мама подойдет и погладит… И плакать от чувства жалости к себе и к маме хочется. И одеяло на голове, как крыша, заслоняющая от всех бед… Никогда больше не повторялось такое острое ощущение… А может, это ещё возможно? Давайте как-нибудь зароем что-нибудь вместе, а Марина Ивановна?» — обратился он к Мандарине.

«Обязательно зароем!» — быстро среагировала хитрая Мандарина. Это его приободрило, и он отступил, смахнув незаметно слезу.

«Рыдающий объект — это что-то новенькое, — подумала я. — Впрочем, они бывают внезапно сентиментальными. Остаточные явления при переходе из человека в объект. В последнее время все «нереалы», стали как-то по-детски плаксивыми. Именно по-детски. Детство — оно же было у всех общее. В детском возрасте людёй-предметов не бывает, все дети — настоящие люди! Как я раньше об этом не догадалась… Это потом из каждого получается что-то свое. Кто стал человеком, кто — коробочкой, кто шкатулкой. Жалко всех. Но и расслабляться нельзя». Я тут же вспомнила, как вот такие люди-предметы наносят удар в спину, и сразу мобилизовалась.

«Ну, мы еще вернемся, если что», — говорили мы, прощаясь с Объектовым. В переходе положите перила, не забудьте!» «Не забудем», — отозвался Объектов. «Ловим на слове!» — уже выходя из двери, бросила я. И тут же инстинктивно сжала ладонь, в ней щекотало что-то маленькое и влажное: слово Объектова. Да ладно, выпущу его! И я стряхнула копошащийся комочек, как букашку.

Забыла сказать: если произнесу что-то в сердцах, — идиоматическое выражение какое-нибудь, или если в моем присутствии употребляют энергетически сильные выражения, — они материализуются. Однажды произошла настоящая трагедия. Мама одной моей знакомой очень не хотела, чтобы ее дочь становилась актрисой. И когда дочка ей сказала, что подала документы в театральный ВУЗ, мать прокричала: «Только через мой труп!» И, страшно вспомнить, — упала без сознания и той же ночью умерла. Вызвали скорую — они диагностировали обширный инфаркт. Дочка же после смерти матери все-таки сдала экзамены в театральный и стала актрисой. Тогда я не подозревала, что сама невольно это сделала. А теперь испытываю чувство вины. Скептики, конечно, найдут более банальное объяснение — инфаркт. Но я-то знаю истинную причину. Когда мать истерически прокричала: «Только через мой труп!» — я очень четко представила себе труп матери на пороге «Щуки» или «Щепки». Но, в конце концов, надо отвечать за свои слова. И вот теперь я материализовала «слово», данное Объектовым. Но это как раз кстати.