Твари, подобные Богу - [61]

— Сегодня было что-то необыкновенное, — дежурно сказал он вслух, не заботясь окрасить голос чувством. — Ужасно хочется сделать тебе подарок. Жаль, некогда. Купишь сама от меня? — Он небрежно достал из кармана и выложил на тумбочку у кровати жидкую горсть стодолларовых купюр. — Совершенно нет времени — деловая встреча.

Барышня капризно выпятила нижнюю губу. Он наклонился, чмокнул ее в макушку, быстро оделся, причесался — и, как колобок, был таков.

* * *

Тата искренне наслаждалась тем, чего ей так не хватало последнее время — покоем. Утром она с особым удовольствием испекла печенье, а к полудню сварила кофе, разлила его в красивые чашки, печенье сложила в изящную вазочку и на подносе отнесла весь этот натюрморт в комнату Ефима Борисовича, вернувшегося на днях с дачи. Расцвела от его комплиментов. Улыбнулась вслед Павлушке, который залетел на вкусные запахи, опустошил вазочку наполовину и тотчас же испарился. Отощал, бедняга, вчера только из поездки — и как она по нему соскучилась!

Тата с Ефимом Борисовичем расположились в креслах и стали медленно пить густой ароматный кофе.

Я как мячик для гольфа, наконец-то попавший в лунку, думала Тата. Швыряло меня, швыряло, но теперь я по доброй воле с места не двинусь. Как хорошо, когда сын и свекор дома — все сразу меняется, даже квартира другая. И даже звонки Гешефта не выводят из равновесия.

«И правильно, угомонись уже, престарелая кокетка», — намеренно обидела себя Тата, вызвав в памяти офорт Гойи. — «Настало время других ценностей. Дети, родители — вот главное. Они величины постоянные. А муж, любовники — переменные. Сегодня есть, завтра нет, нечего на них зацикливаться. Тем более что послезавтра опять есть».

Но, по-честному, к Гешефту это больше не относилось: они не пойми как сумели взять и подружиться. Он перестал «ловеласничать», и на смену флирту пришла удивительная, товарищеская откровенность. Тата даже призналась ему в страхе перед одиночеством — а это была ее самая постыдная тайна.

Гешефт ответил странно:

— Ты одинока временно, до следующего мужчины, а мужчины одиноки всегда, поскольку всегда что-нибудь скрывают от каждой из своих женщин.

Спорное утверждение, но Тате от него полегчало. Беседы с циничным, злым, мрачно-остроумным Гешефтом шли ей на пользу, не давали раскисать. Одно царапало — то, что Света ничего не знала. Тата предлагала раскрыть карты, но Гешефт воспротивился — мол, если б сразу, может, и прокатило бы, а сейчас время ушло, Светка однозначно обидится. Решающее слово было за ним — чья, в конце концов, жена? Которая, как назло, звонила Тате чаще обычного: явно стремилась загладить возникшие трения. Гешефт же умудрился поведать о своих многочисленных претензиях к семейной жизни и ненароком раскрыл пару Светкиных секретов, и теперь разговоры с ней напоминали Тате попытки уютно расположиться на ежином коврике…

Удивительно, как Америка прикручивает ее к себе телефонными проводами: сначала подруги, затем Майк, теперь и вовсе дурацкая история…. Но расстаться с Гешефтом Тата не хотела да и не могла. Он не просто скрашивал существование, он стал его частью. Сказать: «Ты женат, поэтому больше не звони» казалось невероятно глупым — ведь они взаимодействовали не на уровне М — Ж! Гешефтово, кстати, выраженьице.

После некоторых терзаний Тата махнула рукой и решила плыть по течению. Вдруг тут промысел божий? Вдруг они призваны помочь друг другу? Говорит же Гешефт: «Ты у меня вместо психотерапевта». Очевидно, что и он переживает кризис, причем даже не среднего возраста; по его собственному признанию, этот этап им пройден. Вполне стандартно: плеяда молодых любовниц вкупе с анекдотичной псевдоспортивной машиной, к счастью, не красной — серебристой «Ауди ТТ»… «А сейчас», — объявил Гешефт, — «у меня уже кризис старения. Кошмар для мужика». Тата согласилась: женщинам, несмотря на расхожее мнение, стареть легче. Мужчинам способность к репродуктивности биологически так важна, что теряя ее или боясь, что теряют, они буквально лишаются стимула жить. Ученым, творческим людям еще удается сублимироваться, но остальным можно лишь посочувствовать.

И Тата сочувствовала Гешефту, а заодно своему мужу: он спасался от старости, бежал от законов природы, хотел навсегда остаться молодым, сильным. Сбежал и остался — в одиночестве, и привык к нему. Едва ли он спасется семьей, как готова спастись ею Тата. Для этого необходимо внутренне принять извечный ход бытия, смириться с тем, что природе больше не нужна твоя готовность, умение, желание любить.

Наверное, именно поэтому трудно найти любовь в зрелом возрасте… хотя бывает, конечно — в романах и голливудском кино.

А еще в домах престарелых — говорят. Так что ничего, надежда есть, улыбнулась Тата.

Раньше она ненавидела выражение «все, что ни делается, к лучшему». Какое там к лучшему, если рушится судьба? И вот на личном опыте убедилась: разрушение бывает полезно, ведет к обновлению. Жизнь — хитрая штука; втискивать ее в рамки — бесполезная и жестокая Прокрустова забава.

Люди должны не судить, а жалеть и понимать друг друга. Общее место? Да. Но попробуйте применить на практике.