Турнир - [11]

Разговоры, и в нашей камере, и в камере соседей, мгновенно смолкли. Кем бы ни был этот человек — его появления ждали.

Он был одет в строгий деловой костюм, подмышкой держал кожаную папку. Небрежно завязанный галстук, туфли из тонкой кожи, предназначенные явно не для того, чтобы месить уличную грязь — в местной моде я не разбирался, но даже мне стало понятно, что одежда и обувь посетителя стоят подороже многих машин, стоявших на парковке у торгового центра.

Человек застыл у решётки, глядя на нас. Борцы под его взглядом тушевались и опускали глаза, вместе с тем стараясь принять благочестивые позы. Получалось это, сидя на полу, не очень.

Человек вздохнул и укоризненно покачал головой. Открыл папку и вынул из неё лист бумаги.

— Я буду называть фамилии, — сказал он. — Каждый, кого назову, должен выйти в коридор и встать лицом к стене. — Кивнул одному из надзирателей. Тот, погремев ключами, отпер и распахнул дверь.

— Бохай Ван! — принялся зачитывать по листу человек.

Бохай поднялся на ноги, сложил руки за спиной, вышел из камеры и замер, уткнувшись лицом в стену.

— Ронг Ли!

Ронг поднялся, вышел и встал рядом с Бохаем.

— Лей Ченг!

Меня будто обожгло. Я сидел на полу, не в силах пошевелиться.

— Лей Ченг, — повторил человек и вопросительно обвёл нас глазами.

Кто-то — кажется, Бэй — толкнул меня в плечо.

Я поднялся и на ватных ногах, кое-как дошагал до стены коридора. Встал рядом с Ронгом.

— Фу Чжао! — продолжил человек.

Меня придавило к полу не осознание того, что свою фамилию узнал через полгода после того, как оказался здесь. Надо бы, кстати, на всякий случай еще и дату рождения узнать. Хотя бы выяснить, сколько мне лет — лишней информация точно не будет. Меня прибило узнавание фамилии. Моего лучшего друга — того, что погиб в перестрелке, — звали Джен Ченг. Фамилия не редкая, но и не самая распространённая. Теперь, как выяснилось, её носил я.

После того, как нас выстроили в коридоре, человек с папкой задумчиво прошёлся вдоль ряда. И вдруг гаркнул:

— Совсем страх потеряли, подонки?!

Я покосился на него с удивлением — не сразу понял, что обращается он не к нам. А к тем, кто сидит в соседней камере.

«Подонки» жалобно, вразнобой заголосили — в том духе, что ни в чём не виноваты, шли по своим делам и никого не трогали, мопед не мой, я просто объяву разместил.

— Молчать! — рявкнул человек с папкой. — К вашей кодле и без того накопилось немало вопросов. А уж то, что вы совершили сегодня — это последняя капля. Жаль, что вашему вожаку вышибли мозги без меня. Я с удовольствием сделал бы это сам.

«Кодла» испуганно притихла.

— В день, когда нас постигла такая утрата, — горько проговорил человек. — В день, когда весь наш клан замер от горя, вы… У меня просто слов нет. — Бросил нам: — На выход.

— А с этими — что? — спросил кто-то из надзирателей. Имея в виду, очевидно, уличных.

— Я бы перестрелял их, как собак, — презрительно бросил человек. — Но решать, к сожалению, не мне. Пока пусть сидят и молятся на милосердие клана; что с ними делать, решат позже. Сейчас не до них.

Нас, по одному, вывели из изолятора на улицу. На парковке стоял знакомый автобус. По тому, как подобострастно кланялись воспитатели человеку с папкой, я понял, что наконец-то увидел настоящего представителя могущественного клана. Это была не нанятая марионетка, как господин директор Ган, а человек, обладающий реальной властью. Он явно имел право карать и миловать любого из нас или уличных, по своему усмотрению.

Но гораздо больше, чем сам представитель клана, меня почему-то обеспокоили его слова о тяжёлой утрате. Интересно, что он имел в виду?..

Воспитатели, помахивая дубинками и грозя всеми карами небесными, погрузили нас в автобус. Двери закрылись, водитель выехал с парковки на улицу.

Радио в салоне автобуса работало постоянно, но обычно его не было слышно — перекрывали голоса борцов.

Сейчас в салоне стояла виноватая тишина. И в этой тишине я с удивлением расслышал, что вместо попсовых песенок и спортивных новостей по радио транслируют печальную, трагическую музыку. Музыка крайне удачно попала в настроение — ожидание по прибытию в школу неминуемой расплаты. Разговоры в автобусе смолкли окончательно.

А вскоре прервалась и музыка. Для того, чтобы диктор — вероятно, уже не в первый раз, — зачитал сообщение о тяжёлой утрате, постигшей сегодня клан Чжоу.

Оказывается, его глава скоропостижно скончался.

Глава 6. Наказание

Обычно мы возвращались в школу засветло. В этот раз половину дня провели в обезьяннике и приехали только к вечернему построению.

Ученики, закончив работу, выстроились во дворе, ожидая развода в душевые. Мы, как правило, заканчивали тренировки в то же время и в душевые отправлялись первыми — ещё одна привилегия борцов. Я думал, что нас погонят на помывку сразу, как только выйдем из автобуса, но воспитатели приказали встать в строй.

На нас с нескрываемым интересом таращились восемьдесят пар любопытных глаз. По строю шелестел осторожный шёпот. Объяснимо, в общем-то — по нашему облику было заметно, что в городе не на массаж ступней ходили. Многие несли на лицах боевые отметины, да и в целом помятость от сидения в обезьяннике присутствовала. Хотя ученики, судя по восхищённым лицам, успели приписать нам как минимум победу над мировым злом. Напрямую вопросов никто не задавал, разговоры во время построения были запрещены.