Турково-Саратовские рассказы - [45]

Утро было солнечным и все предвещало такой же погожий денек. Поэтому мы собрались на пляж, но, пока ехали, небо, как-то неожиданно-резко заволоклось плотной пленкой. Не облаками, а именно одноцветной молочно-белой пленкой. Как та, которой дачники накрывают парники. Через которую свет проходит, но увидеть что-либо невозможно. При этом стало еще теплее, вернее даже не теплее, а душнее, парче. В городе царил штиль. Редкостный штиль, когда нет ни единого дуновения — как на море. И тишина, какая-та странная тишина, во всем. Как будто бы заложило уши. Даже трамвай, по-моему, стал меньше дребезжать. Казалось, что в этом молочно-белом небе, как в вате, глохнут звуки.

Выйдя из трамвая, мы решили на пляж не ходить, поскольку солнца не было, но домой не хотелось, а на проспекте Кирова было как-то гадко — и жарко, и парко. В такой обстановке никакое мороженое не привлекало. Поэтому мы проскочили Кирова и спустились к Волге, которая давала, пусть мнимую, но прохладу и, к тому же, услаждала глаз живописным видом.

Я уже сказал, что этот день был какой-то затянутый. Обычно время летело так быстро, что мы не успевали заметить, как утро превращалось в день, а день — в вечер. Проснулись — утро, пришли на пляж — день, вернулись домой — вечер. А сегодня четверть часа показалась целым часом. В общем, мы пребывали в ленивом оцепенении.

И тут с реки послышалась музыка, вернее — песня «Ягода-малина» в исполнении Легкоступовой — к Речному вокзалу причаливал прогулочный теплоход. Иринка вспомнила, что, за десять лет, прожитые в Саратове, она ни разу не каталась на этом теплоходе. А я уж тем более! Поэтому мы тут же решили исправить упущенное.

Через пять минут мы уже входили по трапу на борт и направились на заднюю палубу под тент, хотя солнца и не было, но сказалась привычка. Маршрут был невелик и длился от силы час. Сначала теплоход проплывал по мостом к Зеленому острову, разворачивался и шел вдоль города, после чего возвращался на Речной вокзал. Народа на нем было совсем немного, в основном, бабушки и мамы с детьми всевозможных возрастов и несколько взрослых, таких же молодых, как и мы людей. В трюме было совсем пусто, а верхние палубы заполнились едва ли наполовину. Из динамика снова раздалась «Ягода-малина», стало ясно, что это единственная запись, которая там была.

Вначале мы плыли неподалеку от берега и нам хорошо было видно все, что на нем расположено. Но, развернувшись за мостом, теплоход стал все дальше и дальше отходить от берега, что, в общем-то, меня расстроило, поскольку зрение у меня не ахти и пусть окоем, как говорится, стал шире, но мелкие детали пропали. Удрученный, я стал вертеть головой по сторонам и вдруг понял, что в исчезновении мелких деталей виноват не только теплоход, но и воздух, который стал как-то темнее и менее прозрачнее. Мы перешли на переднюю палубу и увидели, что вниз по Волге в направлении Увека небо стало очень темным, а сектор над рекой — попросту черным.

Обстановка становилась гнетущей и мне, как человеку совершенно сухопутному, к тому же совершенно не умеющему плавать70, на воде стало как-то не уютно. Захотелось почувствоввать под ногами твердую почву. Но теплоходик, как назло, удалялся от берега. В тот миг я позавидовал «Парижской коммуне», которая на всех парах шла к Речному вокзалу.

Я всматривался в темень над Волгой, пытаясь понять, что же это такое, ведь небо просто так не чернеет. Это гроза? Или что-то иное? Ни молний, ни грома. В какой-то момент мне показалось, что река поднялась и утекает вверх, в небо. Я все глядел и глядел, и вдруг почувствовал неприятную резь в животе. Будто бы я съел что-то совсем неудобоваримое. Резь была острая, но быстропрошедшая, поэтому я не обратил на нее особого внимания. Сначала! Но поэтом, когда она повторилась во второй и третий раз мне стало не по себе. Что за чертовщина? Ведь ничего плохого не кушал. Аппендицит у меня вырезан сто лет назад. Что же это за напасть?

Но мне стало совсем не по себе, когда я заметил на темном, почти черном, небе над рекой, две белые сигнальные ракеты. «Штормовое предупреждение» всплыло в памяти! Да, когда-то в детстве я зачитывался морскими рассказами Станюковича, Шманкевича и еще каких-то советских авторов, фамилии которых, за своей неизвестностью, улетучились из моей памяти. Вот так черт! Это не просто гроза! От этой мысли резь в животе повторилась с удвоенной силой. Я грустно огляделся. Что до одного берега, что до другого — до фига. Ловушка! Я прошелся по палубе — количество спасательных кругов было явно занижено. На всех не хватит. Зачем их тогда вообще повесили — подумал я. Для галочки!

Я еще раз глянул в сторону Увека и снова увидел две белые сигнальные ракеты. Ошибки быть не может — предупреждение!

Неожиданно на палубе появился матрос с подносом полным мороженого. К нему слетелись дети, но он сказал, что мороженое будет продаваться в трюме и быстро прошмыгнул туда. Дети поспешили за ним, да и их родители тоже. Я перегнулся через борт и увидел, что все окна наглухо задраены. С другого борта — тоже. Готовятся!

Вот понесла меня нелегкая — подумал я и посмотрел на беспечно сидящую на пустой палубе Ирину. Ее мороженое не интересовало и она в трюм не ушла.