Турково-Саратовские рассказы - [21]

Шрифт
Интервал

Утро было таким солнечным и таким добрым, что даже Ирина отправилась вместе со мною.

Вот и мельница, освещенная ярким солнечным светом, не внушала уже такого страха, как вечером, да и таинственности в ней как-то стало маловато. Барак — от и есть барак, что только большой. Наверное я подошел к бывшему окну — точно не помню, как мне кажется, окна были заколочены, но какая-то «добрая душа» оторвала несколько досок, открыв доступ вовнутрь.

Я задержался на мгновение, что-то, в самый последний момент у меня начисто пропало желание погружаться в этот мрачный провал в стене, но… Ирина была неподалеку и что-то мне подсказывало, что лучше через пять минут стать покойником, чем на всю жизнь прослыть трусом.

Иринка не пошла за мной, а осталась ждать снаружи с предупреждением: «ты там поосторожней» на почтительном расстоянии от здания — по всему чувствовалось, что она этого места не то, чтобы боится, но скорее всего — опасается и откровенно не доверяет ему.

Я перешагнул через то, что когда-то было оконной рамой и погрузился во мрак того, что теперь называют «дестроем», а попросту говоря — развалин. Внутри действительно было темно и не по летнему холодновато. Огромные чугунные валы и шестеренки разрушенного механизма переплелись в самом хаотическом беспорядке от самого пола, уходя куда-то высоко вверх. Может быть, на самом деле, и не так высоко, но фантастичность зрелища придавало ему значительность.

Лучи света, то там, то сям, пробивающиеся через дыры в стенах и потолке, создавали совершенно необычное освещение. Сейчас бы я бы назвал его «дискотечным», но тогда до этого слова я не додумался. Сделав пару осторожных шагов вперед и пролезши под какой-то железякой, я все-таки сдрейфил. И решил, что дальше лучше не соваться — вся эта свалка металлолома снизу напоминала карточный домик — толкнешь одну, какую-нибудь совсем небольшую, деталmre и сверху на тебя посыпятся огромные валы толщиною с церковное бревно и гигантские столообразные шестеренки. Мокрого места не останется! Жуть!

Холодок от этой мысли пробежавший по спине заставил меня передернуться и еще раз посмотреть вверх. Как там железяки — не качаются? И тогда я понял, что с этого места я почти ничего не вижу. То есть видеть, то вижу, но солнечный луч, пробившийся через какую-то дырку, слепит мне глаза и все-все-все кажется мне совершенно черным.

Поэтому, преодолевая трусость, мне пришлось походить взад-вперед, в поисках наиболее удачного места. При этом пришлось опять несколько раз пролезать под металлоконструкциями и я молил только об одном — не зацепи, не зацепи, не зацепи! Не так уж много у меня, и мужества, и смелости, и отваги38.

Включив пару слабеньких фонарей39, я попытался получше разглядеть детали разрушенного устройства. Увиденное чем-то напоминало коробку, в которую волшебный великан накидал разломанных паровозов. На каком-то валу я разглядел табличку с надписью на немецком языке, наверняка, название фирмы-производителя. Написанное я, не запомнил, а зря — в те времена «железного занавеса» от него, конечно, было мало прока, а сейчас — можно было бы узнать — кто и где строил этот гигантский механизм.

В это время в пролом окна, неожидано для меня, просунулась Ирина — она то ли заволновалась за меня — почему меня так долго нет, а может ей самой стало интересно увидеть то, что творится внутри. Но по тому, как она робко держится, чувствовалось, что ей хочется поскорее вытащить меня на белый свет из этого скорбного места. А я, напротив, от вида любимой женщины потерял голову, и вместо того, чтобы уматывать, расхрабрился и стал ей что-то показывать. Не знаю видела ли она, чуть просунув лицо вовнутрь, что я там пытался ей показать. Но я старался изо всех сил и резко направил свет обоих фонарей на какую-то балку, остолбенев от увиденного… Потому что заметил какие-то выросты на железяках, казалось, что металл малость подплавился и из него вытекли небольшие капельки и застыли…

«Что за чертовщина?» — подумалось мне и я перевел луч немного правее и пониже. Опять «капельки»! Еще ниже — ничего нет! Снова выше — есть! В недоумении я решил осветить то место, которое было ближе всего ко мне, то есть — практически над головой. Я поднял фонарики на вытянутой руке как можно выше, даже привстав на цыпочки, и стал светить на «капельки» пытаясь понять — что же это такое? Будь у меня зрение получше или опыта побольше — я бы все понял сразу и тогда бы эти «капельки» от не такого уж яркого, но все-таки достаточно сильного, света, не сорвались бы и не стали бы с громким визгом метаться над нами, наводя безраздельный ужас.

Иринку, в момент, как ветром сдуло, а я, заворожено, смотрел на этот рой летучих мышей, которые, как огромные черные бабочки, порхали среди величественных развалин. Еще бы — такое зрелище вообще редкость, а уж тем более для меня — городского жителя. Вообще — кроме этого случая такое скопление вампиров я видел только в 1991 году в разрушенных башнях стен Иверского монастыря на Валдайском озере. И — все! Больше никогда.

Разбуженные светом, они вели себя так, будто бы хотели выбить фонарик у меня из руки. И пикировали на меня с нарастающим свистом, как падающие авиабомбы в кино про войну. Я ощущал дуновения от трепещущих крыльев и холодок их неразогревшихся тел, но ни разу никто из них не зацепил меня. И слава богу! Потому что было поистине страшно. В какой-то момент мне даже захотелось отбиться от них, как от назойливых мух, но я постарался сохранить самообладание и, осторожно, стараясь ничего не зацепить, добрался до выхода. Благо было не так далеко. Но в страхе десять шагов могут показаться сотней.


Еще от автора Владимир Владимирович Юрков
Афоризмы и твиты

В своих афоризмах автор попытался выразить свою точку зрения на окружающую действительность, немного пошутить, навести туман софистики, а иной раз и просто, откровенно, эпатировать читателя. Можно по разному относиться к этим фразам, но задуматься над ними необходимо. Ибо мыслить — значит существовать. Правда никогда не возникает сама, а рождается в спорах и раздумьях.


Командировки в Минск 1983-1985 гг.

В эту книгу, я включил воспоминания о моих командировках в Минск 1983-1985 годов. Забавные и грустные истории, реальная жизнь, реальных людей в, канувшем в Лету, СССР. Большинство тех, о ком я написал, уже, к сожалению, нет в живых, в том числе и одного из главных персонажей рассказов - моего друга и наставника Павлова Сергея Ивановича.


Покупательские приколы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Актеры

ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.


Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.