Турково-Саратовские рассказы - [19]
Но, вот, моя рука ослабела настолько, что выпустила левое копыто, свин завертелся как веретено и через секунду, став полностью свободным, весело побежал вперед. Черт — подумал я — полный провал, срам и позор и с этой мыслью уткнулся лицом в землю, боясь посмотреть Иринке в глаза. Хорош — нечего сказать — и свиней упустил, и свиней не поймал — езжай ты, крендель, в свою Москву и дави кнопки на компьютере. Ну, не дорос ты до села! Зубы свело от злобы. Стало противно так, что я перестал ощущать вкус пыли, набившейся во рту.
И вдруг я услышал как свиные копытца протопали мимо меня в направлении скотного двора. Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать — удивившись, вспомнил я строчку из филатовской сказки. Я встрепенулся, вскочил на ноги и увидел, как боров спокойно стоит у калитки ведущей в загон.
Конечно, у меня мелькнула мысль, что свинская морда решила развести городского неумейку, по полной программе и попробует теперь запихнуть меня вместо себя в загон. Но делать было нечего и пришлось из последних сил бежать открывать калитку в которую свин вошел без всякого сопротивления.
Рывком закрыв калитку, я раза два потрогал защелку, чтобы убедиться в ее защелкнутости. И только потом, от усталости повиснув на штакетнике, отряхнув с лица пыль и отплевавшись, стал размышлять над тем, что же произошло.
После такой упорной борьбы за свободу, боров сам идет в свою тюрьму? Дикость! Нонсенс! Чепуха!
Но присмотревшись я понял — нет не дикость — в пылу борьбы я совершенно забыл про другого борова, которого Иринка уже давным-давно возвратила на его законное место. Так вот — пока мы гонялись за его приятелем — любителем свободы и вкусной картошки с огорода, он преспокойненько жрал не очень вкусные помои, вылитые мною в корыто, еще до начала всей этой битвы. В конце концов, любитель свободы понял — пока он борется со мною за огород, другой боров, памятуя о «синице в руках», уже съел почти все, оставив своего друга в дураках.
Вот почему из всех домашних животных я признаю только кошку — она единственная, кто не унижается перед человеком за кусок хлеба. Она даже драться не будет, коли ее что-то не устраивает, она уйдет и не будет скучать по плохому кормильцу. Поэтому я резал, и курей, и баранов, и коз без малейшей жалости. Для меня это все равно, что открыть банку консервов. Консервы — они и есть консервы…
Старая мельница
Не знаю чем и почему, но людей привлекают развалины. Удивительный факт, но… факт! Глядя на обилие фотографий различных позабытых-позаброшенных зданий и городов в различных частях света от Тайланда до Америки, и на тот интерес, который они вызывают у публики, понимаешь, что во всем этом есть некая притягательная сила. Но какая? Не знаю. Могу только предполагать.
Лично мне, тяга людей к развалинам кажется большой странностью, чуть ли не извращением. Разрушенное погибшее здание мне всегда представляется чем-то пугающим, омерзительным, антиэстетичным, как дохлая собака, из трупа которой через полусгнившую шкуру стали пробиваться кости, ничего, кроме отвращения, не вызывающее.
Но у людей явно иное мнение. Их тянет к развалинам значительно сильнее, чем к неразрушенным зданиям. Даже для нас, детей, в учебнике истории, целый раздел был посвящен Египту, Греции, Риму. Я с тоской рассматривал какие-то обломки, силясь представить себе, как это выглядело до разрушения. Но, увы — моего юного опыта для этого явно не хватало, что приводило меня в глубочайшее уныние! Лишь однажды, найдя в учебнике реконструкцию центральной площади Афин, я обалдел от великолепия увиденного. Перевернув страницу, я снова бросил взгляд на «каменоломню времени» — останки былой красоты и так и не смог понять — почему люди, изображенные на фото, рассматривают их? Чем они любуются? Чему восхищаются? Правда потом мне подумалось, что может быть они мыслят точно так же как и я, но просто не хотят высказывать свое мнение, боясь показаться изгоями. Возможно…32
Я никак не мог понять — почему развалины не восстанавливают? Неужели это так дорого или сложно? Но ведь строят же новые города, новые здания, а чуть-чуть подправить Парфенон и окружающую его площадь? Чтобы он, действительно, не выглядел дохлой собакой?33 Почему люди не хотят любоваться целостной красотой, а восхищаются каким-то нелепыми кусочками, даже не имея представления о том, какое эстетическое впечатление все это производило в совокупности34.
Ставши старше и пообщавшись с «Росреставрацией» я познакомился с таким бранным словом, как «новодел». И тогда все стало на свои места. И Парфенон не восстановят и пирамиды не подправят, Баальбек так и будет мало-по-малу разваливаться, пока не развалится совсем. Поскольку среди, так называемых, ученых, ценится не духовное начало — красота восприятия, а чисто материальная субстанция — камни, доски и всякая прочая подобная нелепость. Сама по себе, по моему мнению, никакого интереса не представляющая и имеющая смысл только в составе чего-то большего35. И в таких кругах восстановление развалин казалось кощунством, преступлением против науки.
Никуда не деться — низким людям свойственны низкие материальные восторги. Духовное — удел немногих и уж точно не тех, кто всю жизнь чего-нибудь изучает…
В своих афоризмах автор попытался выразить свою точку зрения на окружающую действительность, немного пошутить, навести туман софистики, а иной раз и просто, откровенно, эпатировать читателя. Можно по разному относиться к этим фразам, но задуматься над ними необходимо. Ибо мыслить — значит существовать. Правда никогда не возникает сама, а рождается в спорах и раздумьях.
В эту книгу, я включил воспоминания о моих командировках в Минск 1983-1985 годов. Забавные и грустные истории, реальная жизнь, реальных людей в, канувшем в Лету, СССР. Большинство тех, о ком я написал, уже, к сожалению, нет в живых, в том числе и одного из главных персонажей рассказов - моего друга и наставника Павлова Сергея Ивановича.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.