Туристы икс - [28]

— Наташенька, ты, лучше прогуляйся. А то вон от наук под глазами сине уже. К бабе Оли зайди, молоко забери. А то я на ноги ступить не могу, к дождю видать. — Пелагея Ивановна посмотрела на небо ясное и безоблачное, никаких намеков в небе на дождь не имелось. Солнце, исправно отслужившее весь день, медленно садилось за огороды на заслуженный ночной отдых.

Наташа, взяв авоську с пустой трехлитровой стеклянной банкой и кульком конфет, гостинцем для бабы Оли, направилась на другой конец села.

Баба Оля приходилась двоюродной сестрой Пелагеи Ивановне, а Наташе, то ли двоюродной, то ли троюродной бабушкой. Наташа не совсем понимала такого родство, так как отношения с бабой Олей тяжело было назвать родственными. Наташа с бабушкой жили своей семьей, а баба Оля своей. И лишь в последние года два, когда Пелагея Ивановна стала все чаще болеть, двоюродные сестры стали чаще видеться и даже ходить друг к другу в гости.

Наташа не спеша шла по улице, высоко размахивая авоськой, отгоняя мошек и комаров, которых к концу дня стало на порядок больше. Но прекрасное настроение не могли испортить даже насекомые. Наташа приветливо и охотно здоровалась с сельчанами, которые судачили то тут, то там, отгоняя от себя кровососов сломанными веточками ивы или березы.

Выйдя на Центральную улицу, Наташа увидела идущего навстречу Алексея, недавнего ночного обидчика. Он был не один, а с женой Аленкой. Аленка одной рукой держалась за руку мужа, а второй рукой сама придерживала сильно выпирающий живот. Аленка всего на год раньше Наташи окончила школу, но успела уже выйти замуж, поработать зиму дояркой в колхозе и уже уйти в декретный отпуск.

Наташа, глядя на приближающего обидчика, не растерялась и не испугалась. Она сумела оставить обиду в детском прошлом, которое для нее закончилось утренним рассветом на берегу реки Чумыш. Теперь Наташа ощущала себя вполне взрослым человеком, который должен смело идти вперед. Она и шла, расправив спину, плечи, грудь, от чего худенькие лопатки еще сильней обострились. Голову Наташа держала прямо, максимально вытянув вверх шею, как соседская гусыня, когда переходит дорогу, чтобы было видно из далека и не сбил какой бешеный мотоциклист.

«Это он пусть поволнуется. Вижу, что узнал. Вон как закрутил головой. Ищет, куда бы свернуть, в какую подворотню. Не свернешь, уже не успеешь. Да и куда ты от беременной Аленки побежишь? А рука перевязана. Видно хорошо я его кусанула. Так тебе и надо!» — Наташа мысленно настраивала себя на предстоящую встречу с обидчиком, не сводя с него глаз.

Наташа видела, что Алексей держал в руках пачку сигарет марки «Астра» и пытается зубами вытащить сигарету, но у него ничего из этого не получалось. Перевязанная рука тряслась или от ее укуса или от страха быть узнанным.

«Потрясись, голубок. Потрясись. Это тебе не девок в кусты таскать?» — оценила поведение Алексея Наташа.

Как только Наташа поравнялась с обидчиком, тут же громко произнесла:

— Привет, Ален! — На Алексея Наташа больше не смотрела, будто и не замечала его рядом с женой.

— Ой, Наташка, привет! — обрадовалась встречи Алена. — Тебя и не узнать, совсем уже невеста!

— Когда ждете пополнение? — Наташа посмотрела на Аленкин живот.

— Недели три осталось уже, — важно как-то, Наташи даже показалось, что с гордостью, произнесла Алена, заботливо погладив живот, в котором играл в понятный лишь для него футбол маленький человечек; живот у Аленки вздрагивал и вибрировал из стороны в сторону. — Опять пинает, футболист. Никак не может дождаться.

— Кого хотите то, Ален?

— Лешка — пацана. А я дочурку хочу. Но не знаю, пинает меня не по-девчачьи.

«Лишь бы в папу не пошел. А Аленка вся прям светится от счастья. А этот! Стукнула бы еще разочек! Чтоб надолго запомнил!» — Но бить Наташа никого не стала, а вытащила из сумки пригоршню конфет и подала Аленке:

— Возьми, Ален, угощаю. А то кислое да соленое, поди, надоело есть?

— Спасибо, Наташ, нам с ним, — показала на живот, — нельзя. Это Лешка у нас сладкоежка. Сладкого хоть вагон с тележкой съесть может, никакого диатеза не боится. Без сладкого и дня прожить не может.

«Это уж точно. Врезала бы по морде, да жалко Аленку. Может успокоится еще, кобель, и за ум возьмется», — подумала Наташа и протянула конфеты Алексею.

— Возьми, сладкоежка! — Наташа посмотрела на Алексея с явным вызовом. Тот стоял ни живой, ни мертвый. Весь побледневший. В глазах — испуг, а во взгляде — мольба. — Бери, не бойся, да не укушу я тебя! — Наташа чуть не засмеялась, глядя на пришедшего в смущение Алексея. — «Значит, совесть еще осталась. Может и правда успокоится, кабель».

— Леш! Ты чего? Возьми, человек же от чистого сердца просит, — Аленка удивилась внезапно проснувшейся робости мужа, но не предала этому большого значения, так как внимание было направленно на того, кто никак не хотел в ней угомониться.

Алексей подставил широкую, обветренную, с въевшейся соляркой ладонь под конфеты, стараясь не смотреть на Наташу, мысленно молясь Наташе, как идолу, чтобы пожалела его и семью.

— Ешь, Леша! Не бойся! Не отравленные! Свежие, на выпускной покупала. — Наташа высыпала конфеты Алексею в ладонь так, чтобы не коснуться руки. — Смотри, Алексей, заботься об Аленке хорошо, она твоя спасительница.