Тургенев в русской культуре - [46]

Гораздо более свободны, чем объекты идеологического воздействия в романах Достоевского (Шатов и Кириллов, например), аналогичные герои Тургенева – Лаврецкий, Литвинов, Соломин. Каждый из них – «человек посредине»: оказавшись на перекрестье разных идеологических путей, они сохраняют дистанцию, здравый смысл и чувство меры, то есть способность соизмерять предлагаемые идейные стратегии с реальными жизненными обстоятельствами и собственными нравственными ориентирами.

Впрочем, идейный «экстремизм» представлен и в романе Тургенева – и не только в образе Инсарова, который безусловно являет собой тип фанатика идеи, но и в образе Елены Стаховой, которая в своей жажде «деятельного добра» не знает меры и границ. Об этих героях и романе «Накануне» в целом речь пойдет ниже, в отдельной главе.

§ 4

Уточним жанроразличительные признаки, на которых базируется предлагаемая здесь типология романных жанровых форм и на основе которых дается жанровое определение романа Тургенева:

1) тип героя и структура его образа (способ изображения);

2) система персонажей и композиция сюжета, то есть постановка героя в структуре романа.

Первый аспект подробно освещен выше, в данном параграфе речь пойдет о структуре романного целого.

Для наглядности мы опять-таки будем опираться на сопоставление двух эталонных с точки зрения предъявления авторской художественной стратегии романов Тургенева и Достоевского, по мере необходимости привлекая и другие тексты.

Система персонажей «Преступления и наказания» во многом аналогична соответствующей структуре «Отцов и детей». Оба романа моноцентричны и центростремительны. Причем в «Преступлении и наказании» на протяжении всей первой части, то есть на пути Раскольникова к преступлению и при совершении его, он не только главный, но едва ли не единственный романный герой: остальные персонажи, которым суждено стать его оппонентами и двойниками, существуют пока исключительно в его сознании и заочно-принудительно вовлекаются им в его преступные замыслы. В первой части «Отцов и детей» (I–XI главы), напротив, практически на равных как идейные оппоненты и структурообразующие персонажи сосуществуют Базаров и Павел Петрович. Дальше в обоих романах происходит корректировка ситуации. Раскольников лицом к лицу сталкивается с теми, кого он уже «выбрал» в качестве предполагаемых единомышленников и врагов, с опрометчиво не предусмотренным им следователем Порфирием Петровичем и – с самим собой, каким он себя тоже не предвидел. Базаров из тесноты идеологической полемики выводится на жизненный простор, где ему предстоит пройти через цепь проверок-испытаний, а Павел Петрович, которого жизнь уже достаточно испытала, остается в Марьине, чтобы еще раз столкнуться с «нигилистом», уже в физическом поединке, который для него – между прочим, профессионального военного в прошлом – закончится по принципу «он мастерски играл в вист и всегда проигрывал».

На первый взгляд, здесь нет материала для сопоставления. Тем не менее параллелизм персонажного расклада «Отцов и детей» и «Преступления и наказания» очевиден. Пара Раскольников – Разумихин напоминает пару Базаров – Аркадий. В обоих случаях главный герой личностно значительнее, сильнее, ярче своего друга, которого считает не более чем приятелем, к тому же если главный герой – идеолог, то приятель дистанцируется от этой идеологии по ходу сюжета (Аркадий) или сразу (Разумихин). В обоих случаях отношения внутри пары не паритетные, а иерархические, отчасти даже односторонние. И Аркадий, и Разумихин – хорошие, добрые, великодушные, преданные, но – без полета, «недалекие» люди, за свою «обыкновенность» вознагражденные тем обычным человеческим счастьем, которое не дано ни Базарову, ни Раскольникову.

В обоих романах есть идеологические карикатуры на главных героев: Ситников и Кукшина в «Отцах и детях»; Лужин, Лебезятников, отчасти Свидригайлов в «Преступлении и наказании». «У Достоевского, – пишет В. Дудкин, – неизменно повторяется мотив как бы злоупотребления, профанации, опошления идей его “сверхчеловеков” всякого рода бесенятами, их вульгарными идеологическим двойниками»[105]; не исключено, что этот мотив Достоевский заимствовал из «Отцов и детей», где в лице Ситникова и Кукшиной дана «великолепно исполненная карикатура безмозглого прогрессиста и по-русски эманципированной женщины»[106] и выразительно показано, как легко профанируются любые идеи, когда они попадают «на улицу», как называл это Степан Трофимович Верховенский. Важно подчеркнуть, что разнокалиберные «бесы» Достоевского действительно послову героев-идеологов свои грязные дела вершат, а у Базарова нет однозначного идеологического слова, к тому же он вообще не выступает в роли наставника, проповедника, так что такой самозваный «ученик», как Ситников, не по слову Базарова готовится действовать, а по собственной догадке об этом слове, что, впрочем, с Базарова не снимает вины.

У обоих главных героев есть свой П. П., благодаря которому раскрывается их идеологическое кредо, образ мыслей, а в случае Раскольникова – idee fixe. В сущности, Порфирий Петрович при Раскольникове играет во многом ту же роль «провокатора» и «разоблачителя», что и Павел Петрович при Базарове, и правота обоих П. П. получает неопровержимое сюжетное подтверждение, хотя в случае Базарова она не отменяет его собственной многозначной правоты. Заметим, что в «Отцах и детях» есть не только Павел Петрович, но и эпизодический Порфирий Платонович – не исключено, что именно на этом именном перекрестье и появился Порфирий Петрович.