Турецко-русская война 1710–1713 гг. - [117]
На польско-османской границе напряжённость спала — войска разводились в разные стороны. Шереметев получил весть, что 20 тысяч турок уйдут к Бендерам, в Валахию и Молдавию, а в Хотине останутся янычары, артиллерия с расчётами и египетские войска со своими пашами. Ротмистр Анофриев, посланный Шереметевым в Хотин, видел укрепленную крепость и 120 медных и чугунных пушек и полагал, что при Абди-паше осталось 20 тысяч янычар и сипахов.
На аудиенции у султана 27 октября Шафиров говорил о «счастье явитися во всепокорности пред счастливейшим лицом Салтанова Величества» и просил Господа, чтобы тот подал «обоим империям пожеланные плоды сего святого покою благополучно вкусити». Султанская ратификация договора от 13 июня 1713 г. была получена, но никому из четырёх послов не разрешили выезжать вплоть разграничения рубежей.
12 ноября 1713 г. султан и его двор выехали из Эдирне. Великодержавие Блистательной Порты сияло в полной мере. Процессия возвращалась торжественно — в парадных одеждах, со святыней — зелёным знаменем Пророка, Кораном и одеянием Магомета. «И тем, слава Богу, война их окончилась, в которой они двух королей[1031], повоевав, в полон взяли» — не преминул подковырнуть Шафиров, который теперь слал пожелания вступить русским «в клятвенное место — Стокгольм и преклонения гордой выи злобного народа под ноги» царя.
26 ноября Ахмед III «отправил свой въезд в Царьград с великою помпою, якобы победитель». Чтобы ярче выпятить значимость своего похода в Эдирне, султан-халиф приказал казнить бывшего садразама Юсуф-пашу. «А пред въездом своим стоял он несколько дней в наметах на поле… недалеко от Царьграда и туда привезена к нему отсеченная голова бедного Юсуф-паши, бывшаго прошлого году везиря, а нашего доброго приятеля, которой… удавлен в Родосе и разглашена ему вина, будто он мир тогда с нами учинил по страсти не основательной, а ныне будто салтан уже своим походом оной зделал основательной»[1032].
В ноябре Ахмед III послал «его высочеству» Каплан Гераю «императорскую грамоту»: «Понеже меж нашим Высоким Империем и Царём Московским заключён есть блаженной мир, того ради не надлежит от многочисленного войска татарского… учинитися никакому действу противному и непристойному против того миру, також подобает кондиции оного сохранять и почитать»[1033].
29 ноября русское посольство поставили на «прежние дворы» в Стамбуле.
За два месяца до этого турецко-татарское посольство во Львове во главе с везиром хана Шефершахом вручило коронным и литовским гетманам 17 сентября грамоты, в которых признавался Карловицкий мир, а Август II королём. В конце сентября стороны подтвердили, что Карлу XII, когда тот отправится в путь от Снятыни до Гданьска с шестью тысячами мусульманского конвоя, не будет препятствий ни от польских, ни московских войск. Русские не должны появляться в «Лехистане». Станиславцы присягнут Августу II, а Речь Посполитая даст им амнистию и вернёт имения.
Авторитет польской эмиграции рассыпался полностью. Посланцу от Лещинского Кшышпину объявили, что Пречестнейшая Порта не считает Станислава королём, а «бунтовщиком» и если его приверженцы не признают этого, «то б шли от них к дьяволу». Отсюда Шафиров сделал вывод, что реально начинать войну с Речью Посполитой турки не собирались, иначе «так не озлобляли бы» станиславцев.
Теперь Порта перешла к дипломатическому нажиму на официальное польское посольство с целью получить Правобережную Украину или ту её часть, которая в 1704–1712 гг. удерживалась под русско-украинским контролем и была «освобождена» османским оружием. На правый берег Днепра «запускались» запорожцы, которых, по мнению Порты, могло прийти до 20 тысяч. Амбассадору С. Хоментовскому стали угрожать войной и «волочь» его к границе, как прежде Шафирова.
Боеспособность войск Речи Пополитой была крайне слабой и поляки просили, чтобы русские не допустили турок в Польшу. «Что же о польском и литовском войсках, то и вспоминать напрасно, всё зруиновано, и зело малое число их, чаю, доброконных в обеих войсках не собралося бы и осми или наиболши десяти тысячь» — так считал А. И. Дашков[1034].
В декабре 1713 г. каменецкий каштелян полковник Калиновский с 20 хоронгвями и несколькими батальонами коронных войск под Погребищами, Немировым и Фастовым громил, рубил, вешал и сажал на кол казаков, оседавших на Правобережной Украине[1035].
Шафиров напротив, агитировал казачью эмиграцию вернуться на левый берег Днепра. После писем подканцлера два полковника, 4 сотника, два хорунжих и обозный полковой старшина, 2 есаула, один полковой писарь, 580 сердюков и рядовых конных прибыли с повинной на Левобережную Украину. То же собирались сделать атаман прилуцкий полковник Горленко и кошевой К. Гордиенко, не считавший Орлика за гетмана. Шереметев приглашал запорожских эмигрантов прибывать «без писем, чтоб шли без всякого опасения», обнадёживал милостью царя и отправлял вернувшихся к Скоропадскому, предлагая селить их «не врозь, а вкупе» на севере Гетманщины, подальше от татарской границы
