Турецко-русская война 1710–1713 гг. - [112]

[статья о выплате поминок] было лутче изъяснено, все бы труды ваши пропали, и война бы не отменилася, ибо Царскому пресветлейшему Величеству оный пункт велми противен и прежде хочет потерять Украину, нежели хану данну давать». Впрочем, монарх считал, что если бы и «наотсечь» было отказано платить поминки, то турки всё равно не начали бы войны. Если бы они стремились к войне, то и «дачею не удержал[и] бы их».

Вопрос о «годовой дани» Крыму стоял ребром вплоть до отъезда русского посольства из Турции[1008]. И вплоть до 2 сентября 1714 г. османским должностным лицам и переводчикам рекой текли подношения червонным золотом и серебром, горностайными и соболиными мехами, сукнами, атласом, алмазными перстнями.

Надежда вернуть захваченных крымцами здоровых пленных была слабой: «ис тех сабачьих рук трудно уже вырвать, ибо они лутчих всех и молодых, сказывают, тайно роспродали, а старых и дряхлых объявили»[1009].

Царь правильно полагал, что от нового конфликта с Россией турки были удержаны тем, что «христианские варвары-шведы» после калабалыка «весьма упали» и у Карла XII исчезла возможность «всевать плевелы и мутить дела». К Киеву же поход очень труден, а в Польше надеяться на поддержку оппозиции туркам практически невозможно, ибо поляки не хотят войны у себя.

Больше ни в какие переговоры царь вступать не разрешил, а новые запросы принимать только «на устное доношение». В заключение государь советовал добиться пребывания русского секретаря при дворе падишаха «для корреспонденции», чтобы опровергать «наносы» татар и изменников-казаков и просить о свободе торговли для купцов, как было до 1711 г.[1010]

15 августа послы «с несказанной радостью лицеземно» благодарили канцлера Головкина за весть, что их «убогие труды» приняты за благо и тут же объявили об этом сановникам Порты.

О дипломатическом мастерстве П. П. Шафирова, который самоотверженно бился за русские интересы, заговорили везде: «вся Европия, как мы слышим, блажит» о нём — льстил Б. П. Шереметев. Обманно, исключительно в расчёте на Габсбургов, царь говорил: «Когда я рассчитаюсь со шведами, то турецкими трактатами я буду повязан не больше, чем турки с ними дважды до этого. Доставим им мелкую радость по поводу Азова. В будущем он будет стоить мне меньше хлопот, чем до этого. Мои союзники уже наполовину замирились. Я хочу поразить турок в другом месте. Они сдадут мне Азов так же дёшево, как получили его от меня»[1011].

Но это были только слова. Вплоть до конца жизни Пётр I так и не решился возобновить войну с Турцией, даже когда подвернулся случай выступить вместе с австро-венецианским союзом в 1716 г. 5 ноября 1720 г. русский посол А. И. Дашков переоформил Адрианопольский мир в бессрочный. Только 19 июня 1736 г. Азов снова был взят русской армией, а в 1774 г. он окончательно вошёл в состав России.

Ставка на стратегию обороны на юге в 1712–1713 гг. по большому счёту оказалась оправданной. Все вооружённые силы перебросили на северный театр военных действий. В Лифляндию послали дивизию Вейде, а за ней должна была двинуться и дивизия Рённе. На Левобережье Днепра осталась только дивизия Шереметева для наблюдения за татарами, орликовцами и станиславцами.

5.2. ЭХО ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ НАД ПОЛЬШЕЙ

Рассчитавшись с Россией и поняв, что царь избегает конфликта на юге, Османская империя перенесла давление на Речь Посполитую, чтобы пересмотреть Карловицкий договор 1699 г. «Порта [поляков] ни во что ставит и ведают, что когда хотят, тогда с ними подтвердить могут»[1012].

Ахмед III и его воинственный зять решили военной демонстрацией, используя «клятвенного злодея, крайнего неприятеля и креатуру шведову» — Лещинского, обрести контроль над коронной Правобережной Украиной, которая в 1712 г. турецко-татарским напором была очищена от русских.

Бумажный экс-король Станислав и его приверженцы Ю. Потоцкий, М. Вишневецкий, К. Ц. Урбанович, Я. Грудзинский сменили шведское покровительство на турецкое. С. Понятовский подал мемориал, чтобы Высокая Порта через крымского хана объявила полякам — кто поддержит Станислава I, тем гарантируются имения, в противном случае татары вторгнутся в польские границы. Султан пусть разорвет мир с царём, а Карл ХII возглавит тех, кто ждет освобождения от тирана Августа II, который ввел в Польшу «извечного врага москалей»[1013]. Как только турки появятся на польской границе, Коронное и Литовское войско и большая часть сенаторов перекинутся к Станиславу I. Лебезя перед Каплан Гераем, польские эмигранты 13 июля просили его принять их в «протекцию» и «спасти» Речь Посполитую, обещая расплатиться Подолией, Правобережной Украиной и Белой Церковью[1014].

Формально Карловицкий договор Порта разрывать не собиралась и толмачу польского посольства 6 июля 1713 г. в Эдирне объявляли, что речь идёт всего лишь о восстановлении в правах польских эмигрантов и обещалось возвращение ясыря, скота и добра, захваченного татарами. Но Каплан Герай передавал полякам, что Правобережная («Нижняя») Украина, «подвешенная» между соседними государствами, не имеет «дедичного» (наследственного) государя, там не должно быть ни поляков, ни русских и Польша не должна занимать земли к югу от Немирова.