Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - [21]

.

Характерно, что изложенный выше порядок полностью распространялся и на этнических русских православного исповедания. Так, в октябре 1914 г. в г. Кустанай Тургайской обл. оказались высланы братья Вагнер (Федор Яковлевич и Андрей Яковлевич), уроженцы Екатеринослава, всю жизнь прожившие в этом городе и «унаследовавшие» турецкое подданство от отца. А поскольку из документов невозможно понять, в чем именно состояла неблагонадежность этих людей, остается лишь предположить, что братьев «подвела» немецкая фамилия[111]. У точно таких же турецко-подданных — брата и сестры Самойловых (Алексея Марковича и Елизаветы Марковны) — проблем с фамилией не возникло, но, по данным полиции, они оказались «связаны с прусской подданной <…>, заподозренной в военном шпионстве», почему и были высланы из Севастополя в Уфу тогда же в октябре 1914 г.[112]

Кроме перечисленных лиц, в состав военнообязанных также входили представители турецкой гражданской администрации, оказавшиеся на оккупированных русскими территориях. Так, в декабре 1914 г., по решению Наместника, в Рязань были интернированы чиновники г. Баязет (но только лица призывного возраста)[113]. К военнообязанным относились и те, кто ходе войны отбывал по приговорам российских судов наказания, не связанные с лишением свободы, как, например, турецкий подданный Т. К. Аветисянц, приговоренный 4 ноября 1913 г. Эриванским окружным судом «к отдаче в исправительные арестантские отделения сроком на 2 года с последующей ссылкой» и проживавший в 1917 г. в г. Никольске Вологодской губ.[114]

В географии размещения турецких военнообязанных, отраженной в Таблице 10, можно выделить как сходные с географией размещения военнопленных, так и особенные черты. В первую очередь надо подчеркнуть, что МВД в данном вопросе пошло по традиционному пути и, в отличие от военного ведомства, приняло во внимание возможные последствия своих решений для здоровья и жизни интернируемых, водворив турок в регионы с относительно умеренным климатом. Причем, уже на исходе ноября 1914 г. даже Ярославская губ. была признана министерством «неподходящей для поселения в ней турецких подданных» «по климатическим условиям местности»[115].

Однако, если места расквартирования турецких военнопленных были определены Военным министерством еще 6 сентября 1914 г., т. е. за полтора месяца до начала войны с Турцией, то для МВД это почти неизбежное в тех условиях событие наступило до некоторой степени неожиданно. Во всяком случае, первые, оперативно принятые этим ведомством решения пришлось дополнять и изменять уже через 3–4 недели после начала военных действий (не говоря уже о том, что на рубеже 1914–1915 гг. приведенный перечень дополнили Уральская обл. и Уфимская губ.). К тому же данные Таблицы 10 дают основания предположить, что осенью 1914 г. российское МВД просто не располагало полной и (или) достоверной информацией о количестве турецких подданных, находящихся на подведомственных ему территориях, и поэтому изначально недооценило их численность.

Таблица 10

Эволюция географии интернирования турецких военнообязанных в России в октябре-ноябре 1914 г.[116]

Дата принятия решения	Регион, предназначенный для «водворения» военнообязанных	Примечания
20 октября	Калужская губ.	Для проживающих в Закавказье
	Ярославская губ.	Для проживающих на Северном Кавказе
22 октября	Тамбовская губ.	Для проживающих в Западных и Юго-Западных регионах страны
12 ноября	Воронежская губ.	В дополнение к Тамбовской губ.
21 ноября	Рязанская губ.	В дополнение к Воронежской губ.
27 ноября		В дополнение к Калужской губ.
		Вместо Ярославской губ.

Наконец, говоря о географии размещения исследуемого контингента, невозможно обойти молчанием тот факт, что именно в годы Первой мировой войны российские власти впервые стали смотреть сквозь пальцы на интернирование пленных турок в регионы, населенные этническими мусульманами — явление для XVIII–XIX вв. практически немыслимое. (Правда, некоторые шаги в этом направлении наметились еще в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.). Характерно, что хотя Совмин в октябре-ноябре 1914 г. посвятил данному вопросу целых три заседания (!), в итоге он ограничился лишь тем, что рекомендовал Министру внутренних дел как можно быстрее освободить «от подозрительного турецкого элемента» «те местности России, в коих имеется значительное количество мусульманского населения», «дабы предупредить развитие среди ныне вполне лояльной мусульманской массы опасной панисламистской пропаганды»[117].

О том, как эти рекомендации были претворены в жизнь, свидетельствует размещение турецких военнопленных непосредственно на Кавказе, а военнообязанных — не только в Ярославской и Уфимской губерниях, но даже в Уральской области, где мусульмане составляли на тот момент почти ¾ населения. В пользу сказанного говорит и тот факт, что, в ходе сбора материалов, нам удалось выявить лишь один случай протеста, последовавшего со стороны российского должностного лица на планы размещения в его ведении турецких военнообязанных. Исходил этот протест от Рыбинского полицмейстера, уже в ноябре 1914 г. сумевшего убедить Ярославского губернатора исключить Рыбинск «из числа мест, предназначенных к водворению турецких подданных-мусульман», поскольку «между местными мусульманами найдутся и такие, которые, входя в общение с военнопленными («военнообязанными» —