Тучи идут на ветер - [33]
— Дыми, чего уж…
Дернулся у Захарки кадык на сухожилой шее. Расхлябанно сидел, а тут подобрался весь. Мял цигарку, выдавливая из нее табак.
— Нюрашка как там… в Веселом? Вести имеете?
— А чего ей поделается? Ляльку ожидает уже…
Окаменело уставился Борис на цветной девичий клубок, вертевшийся посреди хаты. Улучив момент, вышел на волю.
На масленицу довелось сойтись в стенке с самим атаманом. После обедни встал край на край. Дело обыкновенное. Сперва так, край на край, а в пылу стенки мешаются, обретают иной сплав, однородный и прочный: казаки — хохлы. Драки такие со смыслом и смаком. Бьют не таясь, не оглядываются: знают, задний подопрет.
Борис копался на базу. Слышал шум, доносившийся с плацу. Опершись на держак, ловил отдельные выкрики, но желания не испытывал ввязываться. Раззадорил Володька Мансур. Навалился на плетень, распаренный, дышал, как запаленная лошадь; под глазом свежо разливался синяк. Хлопал шапкой по стояку, дрожа от возбуждения, силком выталкивал из задохнувшегося горла слова:
— Ломят, собаки… Казарва! Чисто одолели. Бегаю вот… кликнуть кого. Сам атаман втесался до их…
Возымело действие. Редко выходил атаман в открытую. Когда еще выпадет такой случай! Кинул через весь двор вилы, перескочил плетень.
В самом деле, казаки насели крепко. Не церковная ограда из железных прутьев, хохлы подались бы ого куда… Не сбавляя хода, Борис врезался в гущину. Привычно работая плечами, ломил по бровке — казачьему передку. Глазом придерживался серой папахи с зеленым крестастым верхом; высилась она на том краю. Проломиться бы! Ага, пошло живее… Спиной ощутил подмогу: Володька Мансур с братвой. Тыл закупорен надежными кулачниками. Налег! Выткнулась веселая трегубая рожа Сидорки Калмыкова. Приложил кулак — завертелся волчком. Переступил. Загородила чья-то жердястая узкая спина в нагольном новеньком полушубке. Подставив ногу, рубанул левой. Жердястый угодил в ограду. И тут же врезали ему. Звоном отдалось в висках. Игнашка Филатов! Скалил кипенные зубы, подмигивал: каково, мол?
От повторного удара Борис увернулся. Крякнул матерый казачина сожалеючи — такой взмах зазря пропал! Но выправить промашку не удалось. Охнув, обхватил живот. В самый дых… Так зажмурки, скрюченный, выгребся Игнашка из бурлящего варева. Загребая в рот снег, тряс головой: ну и кулак у хохленка!
Пробивался Борис отчаянно. Шапку где-то затоптали. Вихры метались; не один уже синяк расцветал на бледном лице. Еще напор! Кого-то отвернул за плечи. Сунулся в прореху. Ага! Вот он, бой, вокруг атамана! Кипит, клокочет, похоже в полевом котле. Знатные хуторские кулачники той и другой сторон. Тут-то себя показать и других поглядеть.
Зеленоверхую папаху захлестнула волна из казачьих фуражек и овчинных шапок: Борис опустил кулаки. Выткнулась! Вот, дотянуться… Атаману преградил путь мельник, Володьки Мансура батько. В расхристанной дубленке с болтавшимся за спиной воротом. Хохол двужильный, завзятый кулачник.
— Погодь, атаман! Уходишь? Дай расквитаться за ворот… за крючья…
Заговорился мельник. В кулачном деле слова — помеха. Долбанул его атаман в темя, равно печатку поставил правленческую. Развесив руки, боком, боком потянул мельник к ограде, будто с карусели встал. Борис занял освободившееся место. Сузились в усмешке жесткие глаза атамана. Поводил парующей, набрякшей шеей.
— Издали пробивается сокол. И след виден… Похвально. Мы что ж… вовсе не прочь. Серебряный кину, не пожалкую, коль на ногах…
Повторил Кирсан Мельникову ошибку. Захлебнулся словом; в глазах, обжигая острой болью, вспыхнули кровавые брызги. Обеими руками прикрыл расквашенный нос.
Подогретый успехом, Борис подался всем телом. Старому волку достаточно: ухватил за загривок щенка, пригнул, правой накоротке поддел снизу…
Редко кто после встречи с Кирсаном Филатовым в стенках попадал домой своим ходом — доставляли волоком. И сколько их по хутору с выбитым глазом, искривленным носом. О зубах и помину нет.
Не на своих добирался в тот день и Борис. Притащил его до хаты Чалов. Сидели на завалинке, отдыхали. Табунщик, щурясь на рыжее полуденное солнце, успокаивал:
— Молись богу, парнища, повезло тебе… И глаза целые, и зубы. Нос трошки взбугрился, вправду. Рассосется. Пятак старинный из красной меди прикладать надо. Проверенное дело, ей-бо.
Превозмогая боль в голове, Борис достал кисет. Чалов свернул цигарку, сунул ему в рот.
— Не, сам… Дурнит.
По улице проскрипели полозьями сани с сеном. Чалов потянул рябым гнутым носом, с завистью сказал:
— Сено до чего духовитое… С бугром. Фу, дух спирает.
Выветрилась одурь. Борис представил всю беду, какая могла с ним произойти. Не довел атаман до конца — выскользнул ватник из мокрой от крови руки. К тому же удар пришелся через пальцы. Быть бы без глаз. Прощай тогда служба…
Из горьких думок вывел Чалов:
— Не скучаешь за табуном?
— Убежал бы. С батьком порешили: лето перед службой вместе.
— Надо послужить и царю-батюшке.
Чалов встал, запахнул полушубок.
— Эге, карман вовсе дорвали, сатаны… Дырка поме-не была.
— И тебе подсветили, Осип Егорович. Потрогай скулу.
— Попало…
— Кто удосужился? Не мельник?
Смущенно отвернул табунщик рябую посинелую морду.
Книга В. Карпенко рассказывает о жизни легендарного начдива, героя гражданской войны Н. Щорса. О том, как он со сформированным им же Богунским полком устанавливал Советскую власть в освобожденных от петлюровцев районах Украины. Автор использует в своей книге архивные материалы и воспоминания соратников Щорса. Книга рассчитана на массового читателя.
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Середина XVII века. Речь Посполитая подмяла под себя почти всю Белую и Малую Русь. Но на завоеванных землях уже вовсю полыхает пламя освободительной борьбы. Малороссия волнуется как штормовое море, лихие казацкие ватаги не дают покоя захватчикам. Дело за малым – кто возглавит справедливое народное мщение, кто объединит его в единый мощный поток, который сметет ненавистных шляхтичей?И такой человек появился. Богдан Михайлович Хмельницкий (1595-1657) стал воистину национальным героем запорожского казачества и символом независимости Украины.
Новый роман известного современного писателя Валерия Поволяева "Атаман" посвящен жизнеописанию одного из наиболее выдающихся лидеров российского казачества генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семенова.
Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.
Роман известного русского писателя Геннадия Семенихина "Расплата" включает в себя третью книгу знаменитой трилогии "Новочеркасск", посвященной основанию города Новочеркасска - столицы Войска Донского. В основу романа положена история одного из старейших казачьих родов на протяжении XIX-XX веков.На страницах этого увлекательного произведения читатель встретится и со знаменитым атаманом Матвеем Платовым, и с его прямыми потомками - братьями Якушевыми, не по призыву, а по зову сердца ушедшими защищать Отечество в пылающем горниле Второй мировой войны.