Тщета: Собрание стихотворений - [28]

– Из Америки вам долларов до ста, –

И вседневная явь покажется сном.

Сахар, хлеб, дрова, башмаки и платья –

Словно елочный в детстве запляшет круг.

И всего чудеснее, буду знать я,

Что за этим за всем скрывается друг.

Это будет как-нибудь очень просто:

Буду вечером грызть урок точно кость –

И войдет в мой дом, не с Млечного моста,

С нашей улицы грязной нежданный гость –

Тот, чей голос дальний-лебедя пенье,

Чьей руки так жжет нетающий лед –

И на веки веков станет мгновенье,

И на веки веков оно не прейдет.

Это будет как-нибудь очень просто:

Остановится сердце, устав жалеть –

Останется легкий маленький остов

Под землей родимой бесчувственно тлеть.

А над ним, в спокойной тени погоста,

Будут птицы летать и дети играть.

Это будет как-нибудь очень просто.

Только долго ли, долго ли еще ждать?

15.X.1923

ОСИНКА (Из цикла «Души неживых вещей»)

Осиику – под корень топорами-рубилами,

Осинку – во скрежет многозубыми пилами,

Осинку – в машинку, на остренькие ножички,

В два миллиметра палочка, тоньше – ни крошечки.

Осинке головку ущемит злополучие –

Да в серу, да в фосфор, да в едкое, в горючее.

Где спички? надо примус, папиросу или печь,

Полоснут, и затопчут, и забудут – лишь зажечь.

Ах, стать бы мне спиченькой и, в муке упорствуя,

Зажечь сердца чужие, холодные, черствые!

Согласна быть срубленной, на части распиленной,

Пронизанной горя горючею извилиной,

Согласна быть смятой, раздавленной, загубленной,

Истоптанной, забытой, брошенной, нелюбленной,

Сверкнуть на миг – и погаснуть, не сгорев до конца,

Не узнав, как теплы мной растопленные сердца.

7.XII.1933

«Своей вы меня считаете?..»

Своей вы меня считаете?

Простой – как вода, как соль?

Не знаете вы, не знаете,

Какого я чина голь.

Приветливою, улыбчивой –

Я по милу хороша?

А нет заразы прилипчивей,

Чем эта моя душа.

Заботливою раделицей

Вы чаете меня – да?

А я рождена Метелицей,

Погибелью повита.

Любовью неописуемой

Дарю я на малый час —

И до неба вознесу я вас,

Чтоб о землю грянуть вас.

О, тварь моя земнородная,

Подательницею благ

Не чтите меня — свободна я

От благости и от зла.

17.VIII.1931

КОЛЯДА

Что ни взять – как будто не такое:

Мед не сладок, соль не солона.

Всё спокойно – а вот нет покоя.

Жизнь есть – а на что она?

Иди ствол ветвей уже не держит,

В засуху до времени сотлев?

Ты не медли, туча-гром, теперь же

Даждь дождь жаждущей земле.

Кто – мечтатель – легко раздвинул

Стены тесные душной клетки?

Кто – свободный художник – кинул

По стеклу ледяные ветки?

По-за ветками, над кроваткой,

Тени прячутся втихомолку,

А заря уж глядит украдкой

На разубранную на елку.

Заплясать звездой на макушке,

Погрозить темноте: – не мешкай! –

И наметить спящей подружке

Прямо в глаз золотым орешком.

Сон-дрема, не смыкай ресницы,

Дай сбежать босиком с постели.

Не скрипите вы, половицы,

Не цепляй, моток канители!

Леденец откусила: сладкий…

Ухватила зайку за ушки –

И бегом, поджимая лапки,

В пуховое тепло подушки.

А во рту – хрусты сладкой смолки,

А в руке – зайчонка колышет,

А в глазах – то ли блестки с елки,

То ль с окна хрустали ледышек.

Жжет гортань воздух раскаленный,

Ранят ноги острия камней.

Только бы глоток воды студеной

В темной балке, у истока дней!

Но не медлит странная – и дальше

Держит путь к высоким воротам,

Где рука, не знающая фальши,

Точный счет ведет делам и дням.

Нескончаемы тени ночи,

Несдвигаемы стен ограды,

И во все несчетные очи

Смотрят ярусные громады.

Наверху, у зажженной елки,

Все свои, всё свое, родное.

А внизу, у замочной щелки,

Всем чужая, и быть одной ей.

Налетел мотор, как угроза,

Неживым обдавая блеском.

Закружились иглы мороза

На свету нестерпимо резком.

Наверху – слова точно пенье,

И улыбки – цветов дыханье.

А внизу – неподвижной тени

Одиночество и молчанье.

И не знают они, за дверцей –

Им и знать, пожалуй, не надо, –

Что у тихой тени есть сердце,

И какая в том сердце радость.

Да сама она не постигла –

Снег кругом иль белые розы,

И сверкают мороза иглы

Или счастья светлые слезы?

Дня шаги тяжеле и короче.

Норы зверь покинул, рыба – плесы.

На сухие поймы доброй ночи

Пали освежительные росы.

Но не медлит странная – и снова

Держит путь по иглам волчца

В те края, где светом дышит слово

О любви, не знающей конца.

II.1926

Из цикла «ЛЮБОВИ ПЛЕН»

1. «Моя любовь не девочка, что зарится…»

Моя любовь не девочка, что зарится

На молодости смех и лепоту.

Моя любовь уставщица и старица

В монашеском, в раскольничьем скиту.

Она строга – не молвит слова лишнего,

Потупленный не часто вскинет взгляд.

Она бледна, и только губы, вишнево

На лике рдея, точат тайный яд.

Увидит грех – от страха не опомнится,

А на нее подумать – и не смей!

Но ты не верь смиреннице и скромнице,

К ней по ночам летает вихрем змей.

Как прилетит, да о пол как ударится,

Да кликнет Дивьим кликом от окна –

Моя любовь не постница, не старица,

А Соловья-разбойника жена.

И страстной мукой мается и тешится

Моя любовь потемочной порой,

Творя закон – угодница и грешница –

Лихой забавой, смертною игрой.

А утро чуть – по писанному, петому

Она стоит и молится – кому?

Любимому ли, благостному Этому –

Иль милому и страшному Тому?

2. «Тонкий бумаги лист, чуть-чуть керосину…»

Тонкий бумаги лист, чуть-чуть керосину,

щепка сухая, горсточка темных углей –

как мало надо, чтоб не совсем застынуть