Трудный рейс Алибалы - [59]

— Я этого не знал, — сказал Алибала.

— И ничего удивительного, дорогой сосед. Моллы много веков обманывали людей, не знавших арабского языка, и из Корана брали для проповедей только то, что их устраивало…

Алибала взял книгу, полистал ее, еще раз посмотрел на фотографию Мовсума Велизаде. Асадулла-киши сказал:

— Эту книгу он написал. В предисловии сказано, что академик Мовсум Велизаде — крупный специалист в области истории ислама и литературы Востока. Старик открыл вторую книгу. — А это избранные сказки из «Тысячи и одной ночи». С арабского на азербайджанский перевел Мовсум Велизаде. — Он приложил палец к надписи, набранной мелким шрифтом на титуле, и протянул книгу Агадаи: — Вот, прочти, тут сказано, что он переводчик и комментатор книги.

— Мовсум Велизаде?

— Да, именно он.

— Значит, — раздумчиво проговорил Алибала, — значит, Мовсум-муаллим большой ученый! А я думал — ахунд или шейх… И разговаривал с ним о всяком…

— И я тоже так думал. Этот Эюб сбил меня с толку. Но когда заговорили о Бермудском треугольнике, обратили внимание, как Мовсум Велизаде растолковал это удивительное явление природы? Будь он служителем религии, он сказал бы, что все, что творится на свете, творится по воле всемогущего аллаха, все в его власти, он все может, и не надо сомневаться в этом, грешно, и нельзя высказывать сомнения, если не хотите стать косоротыми…

Алибала закрыл книгу и вернул ее Асадулле-киши.

Снова зазвонил телефон, на этот раз продолжительно. Трубку снова сняла Месмаханум.

— Алибала, Куба вызывает. Асадулла-киши поднялся:

— Я пойду; поставил чайник, может выкипеть. — Кряхтя, вышел в коридор. Если хочешь, Алибала, я оставлю эти книги, посмотришь. Или унести?

— Унесите, Асадулла-муаллим, откуда у меня терпение прочесть их? В другое время посмотрю. — Алибала стоял с трубкой в руке, ожидая вызова абонента; старика пошел проводить Агадаи.

Наконец послышался голос Дадаша:

— Алибала, это я. Еще раз здравствуй. После нашего разговора я решил на всякий случай послать тебе рублей четыреста, держи их у себя — вдруг попросят, а у тебя не окажется, не побежишь ведь брать взаймы. Мне не верится, что это дело уладится без ничего, с тебя непременно сдерут, иначе не видать чемодана. Клянусь здоровьем, я не столько за товары беспокоюсь, сколько за тебя. Из-за меня ты попал в такую историю… С того дня я словно на иголках сижу.

Алибала смягчился, когда Дадаш высказал свое сочувствие и проявил заботу. Но, помолчав, ответил:

— Денег не присылай, Дадаш. Ни завтра, ни послезавтра. Я никому ни копейки давать не собираюсь. Раз чемодан мой, я его возьму. Слышишь, денег присылать не надо.

Агадаи, стоявший в коридоре и внимательно слушавший разговор Алибалы, подошел ближе и жестами дал понять, что он зря отказывается от этих денег, но Алибала не обратил на эти жесты никакого внимания. Агадаи подумал, что он не понял его, и шепнул на ухо:

— Слушай, почему отказываешься? Пусть присылает! Не ты просишь — он сам предлагает.

Алибала зажал рукой трубку, чтоб Дадаш его не слышал, сказал приятелю:

— Что ты привязался к деньгам Дадаша? Сказал тебе: не возьму, и точка. — И он продолжал разговор с Дадашем: — Алло, ты слышишь меня, Дадаш? Не присылай ничего. Заранее предупреждаю: если пришлешь — верну обратно. Сиди спокойно и жди. Как только получу из милиции твой чемодан, позвоню, твой племянник приедет и заберет. Еще раз повторяю: сам не приезжай, пришли Явуза.

Предупреждая Дадаша, чтобы он не приезжал сам, а прислал за чемоданом Явуза, Алибала давал понять, что не хочет больше встречаться и разговаривать с ним.

XVIII

Прошло семнадцать дней со дня смерти Хырдаханум. Понемногу Алибала стал свыкаться со своим горем. На старинный дедовский комод, на видное место, поставил увеличенную фотографию Хырдаханум. Из всех фотографий жены эта больше всего ему нравилась. И теперь, входя в комнату, он смотрел на фотографию, и на сердце становилось немного легче, как будто Хырдаханум была рядом, только что не могла ничего сказать.

С утра Алибала вместе с Агадаи сходил в железнодорожную милицию и получил чемодан. Принеся его домой, Алибала тут же позвонил в Кубу. К счастью, самого Дадаша не было дома, он разговаривал с его женой. Попросил прислать Явуза за чемоданом. Не прошло и часа после разговора, как снова позвонили из Кубы. Узнав по голосу Дадаша, Алибала прикинулся, будто не слышит его. Он старательно дул в трубку, кричал: «Алло, алло! Кто это? Отвечайте же! Ничего не слышу. Черт, опять этот телефон испортился…» А Дадаш с того конца провода кричал: «Алло, алло, Алибала, ай Алибала, это я, Дадаш, я слышу тебя хорошо…» Но Алибала больше не откликнулся и повесил трубку. Потом, сколько ни вызывала междугородная, он к телефону не подошел.

Агадаи, как только доставили на квартиру чемодан, сказал, что должен ехать в Маштаги — сегодня вечером свадьба у родственников, они приглашены, что поделаешь, такова жизнь, добро и зло, печаль и радость — родные сестры, надо привыкать, — извинился и ушел.

И то сказать, эти семнадцать дней, минувших со дня смерти Хырдаханум, Агадаи ни на час не оставлял его одного. Отвлекал делом или разговором от тяжелых дум; время проходило незаметно.