Трудный рейс Алибалы - [29]

— Ты что, спать не собираешься?

— Пока нет.

— Будешь зубрить этот список, как дети зубрят стихи?

— А что мне остается делать?

— Ай киши, как что делать? Порви и выброси эту поганую бумажку! Если этот парень придет, ты даже к дверям не подходи. Я выйду и скажу, что ты ушел, не поверит — прямо скажу: прошу не впутывать нас в эту историю.

— Нет, Хырда, Дадаш обидится, уклониться от помощи я не могу.

— Пусть обижается. Выпьет стакан воды, обида пройдет. А вот что ты будешь делать, когда сунешь голову в петлю вместо него? Можно выручать честного человека; если его в чем-то несправедливо обвиняют — тогда иди защищай, и я с тобой пойду.

Алибала не стал слушать жену; еще раз просматривая список при свете торшера, сказал:

— Оставь меня в покое, иди спи.

— Али, — взмолилась Хырда, — я что тебе, чужая? Столько лет мы кладем головы на одну подушку! Разве я когда плохое тебе советовала? Всякий раз, когда ты меня не слушал, потом горько жалел. Так и на этот раз будет, поверь. Запомни: поедешь и пожалеешь потом, ох пожалеешь!

Алибала оторвался от списка, поднял голову:

— Хырда, я понимаю, что берусь за опасное дело. Но и ты меня пойми: если я не сделаю этого, Дадаш скажет, что у Алибалы хлеб лежит не на столе, а на коленях, — один раз всего я обратился к нему в трудную минуту, и он повернулся ко мне спиной…

— Ты не прав, Али. Там, где надо, ты помогал. Ты думаешь, все остались такими, какими были там, на фронте? Ты же видишь, чем человек занят… Да имей он сто родственников в своей Кубе, кто поверит, что каждому он везет штаны и каждой тамошней даме — духи? Спекулянт он, и уже не вчерашний. Этим, наверное, живет. Вспомнил он о тебе когда-нибудь? А вот попался и добреньких дураков ищет. Ты только подумай, о чем он просит! Сделаешь это — накличешь на нас беду. — Хырда передохнула. — Хорошо, ты ему на пути попался… А если б не встретился с тобой, если бы его еще в Москве застукали? Что он делал бы? Пусть считает, что тебя нет, что он с другим проводником приехал из Москвы. Пусть выкручивается как может. Ради аллаха, пусть он оставит нас в покое!

— Не знаю, что он стал бы делать… Но в эту минуту вся его надежда на меня, он послал за мной человека… Как же я прогоню его от своих дверей?

Хырдаханум села на кровать, стоявшую родом с кроватью Алибалы.

— Я поверну его от дверей, ты и знать нe будешь. Дадаш. Не друг он тебе; окажись ты в его положении, он выручать не стал бы. Так что иной раз вовремя остановиться — значит выиграть.

— Но я уже сказал, что поеду… А ты меня знаешь: если я дал слово должен его сдержать. Польза или добро от этого будет — неважно, но я должен ехать в Кубу и помочь Дадашу. Не будем больше говорить об этом. Ложись и спи, не мешай мне зубрить список. Если свет мешает тебе, я пойду на кухню.

Хырдаханум рассердилась:

— Да, мешает! Гаси торшер и иди зубри на кухне этот поганый список. Очень хочу, чтобы тебе как следует досталось в этой истории, — только тогда ты образумишься. А достанется! Упрямство до добра не доводит.

Алибала знал, что жена говорит так сгоряча, на самом деле она не допустит, чтобы с головы мужа хоть волос упал. Не ответив жене — нечего было ответить! — он ушел на кухню.

Хырдаханум лишилась сна. Некоторое время она лежала в постели, возмущенная тем, что муж не желает ее слушать, но, вновь и вновь возвращаясь к мысля о том, что может последовать, если Алибала поедет в Кубу и сделает то, о чем просят Дадаш и Явуз, она решила не отступаться. Алибала, конечно, думает только о себе. Для друга готов пожертвовать добрым именем. Но ведь если случится что-то недоброе, удар обрушится не на него одного. Удар придется и по ней. «Не приведи аллах, если его запутают и за пособничество спекулянтам посадят, что я буду делать? Нет, я не допущу, чтобы он ехал в Кубу!»

Хырдаханум откинула одеяло и пошла на кухню. Алибала, отложив бумагу, в уме повторял мудреные названия вещей. Услышав шаги жены, поднял голову:

— Не спишь?

— Как можно спать? Пришла поговорить с тобой.

— О чем?

Хырдаханум кивнула на листок бумаги:

— Об этом.

— Разве мы не все обговорили?

— Мы недоговорили. Давай подумаем, как быть. Я против того, чтобы ты ехал. Что для тебя дороже: моя просьба или просьба Дадаша?

В глазах Хырдаханум блеснули слезы. Растроганный Алибала поднялся, прижал седую голову жены к своей груди.

— Хоть ты уже бабушка, а все еще как ребенок. Что случилось, почему льешь слезы?

Хырдаханум спрятала лицо на груди Алибалы. Потом, подняв голову и хлюпая носом, прошептала:

— Али, ради Вагифа, перестань упрямиться, не езди в Кубу. Я боюсь, очень боюсь. Это дело причинит тебе вред.

Алибала, гладя ее седые волосы, мягко сказал:

— Если б я знал, что ты так расстроишься из-за того, что я принимаю участие в судьбе Дадаша, я бы не дал согласия ехать в Кубу.

— А если бы я знала, что парень пришел звать тебя в Кубу, я не пустила бы его на порог, сказала бы: иди, сынок, иди, откуда пришел, пусть твой дядя ищет выручателей в другом месте. — Она огорченно покачала головой. — Погнал за чаем… Пока я возилась на кухне, он, оказывается, у тебя, простака, согласие вырвал…

Хырдаханум не привыкла, подобно другим женщинам, плакать по пустякам. Алибала понял, что ее слезы не зряшные.