Трудный рейс Алибалы - [12]

И взглянул на Садыха. Значит, Садых рассказал Дадашу, что ему трудно живется. Привык ныть и стонать Но стонет-то Садых, а не он, Алибала!

Разнося чай, Садых всегда задерживается в купе, заводит задушевные беседы и как бы между прочим дает понять, какая у него большая семья, сколько нехваток г как трудно выкручиваться при таком низком заработке как у проводника. И пассажиры не оставались глухими к этому. Расплачиваясь за чай, они давали и Садыху «на чай», и давали порой весьма щедро. Словом, Садых «подрабатывал». В начале их совместной работы Алибала не знал о проделках Садыха. Но однажды ему зачем-то понадобился напарник, и он пошел за Садыхом. Тот сидел в купе и распространялся о своем тяжелом материальном положении. Алибала не стал упрекать Садыха при пассажирах, но когда они вернулись в служебное купе, сказал без обиняков: «Ты что перед первыми встречными выкладываешься? Как бы ни трудно тебе жилось, ты все-таки не нищий и не так беден, как говоришь. Ты молодой, стыдно так поступать, надо думать о своем достоинстве». Садых усмехнулся и доверительно сказал: «Алибала-даи, вы не знаете, почему я так делаю. Если узнаете, не станете сердиться. Это тактический ход. Денег у пассажиров побольше, чем у нас, не беда, если перекинут рубль-другой. Я говорю: семья… Не говорю: большая. Нас трое: жена, ребенок и я. Но до вас я работал с одним человеком, и оп научил меня всему этому, и, знаете, такая тактика приносит мне пользу». Только теперь Алибала понял, почему деньги за чай всегда собирает Садых. Выручка стала расти. За счет чего? Да, в сущности, за счет этого культурного попрошайничества. Он предупредил напарника: «Не делай так, Садых, очень прошу тебя, я такого заработка не хочу». — «Алибала-даи, клянусь могилой отца, я делал это ради нашей пользы. Не хочешь, больше не буду». И дал слово, что больше не заведет песен о тяжелом материальном положении. Алибала, не поверив клятве, первое время присматривал за Садыхом и, если тот задерживался в каком-нибудь купе, под каким-либо предлогом заходил неожиданно; в конце концов он убедился, что Садых по-мужски твердо держит свое слово и успокоился. И даже стал сожалеть, что, не поверив на слово своему молодому товарищу, стал проверять его.

С тех пор, конечно, выручка уменьшилась, чаевых вовсе не стало, и доверие Алибалы к Садыху росло. Может быть, Садых даже хитрил, скрывал от Алибалы часть денег, собранных за чай, но если уж Алибала кому-нибудь верил, то веру его трудно было поколебать. Признайся Садых, что оставляет себе часть денег, он принял бы это признание за шутку.

Теперь, выходит, Садых его обманывал. Когда он на шел время пожаловаться Дадашу на бедность? Неужели он не подумал даже, что Дадаш — гость Алибалы, а поскольку они работают вместе, то и ему, Садыху, Дадаш — гость. Годится ли хозяевам жаловаться гостю на затруднения и бедность? Только самому близкому, и то в подходящее время, мужчина может раскрыть сердце поделиться с ним своими заботами, тревогами, сказать о своих затруднениях. Когда же Садых и Дадаш стали та кими друзьями?

И Алибала, строго взглянув на Садыха, сказал Дадашу:

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «зарабатываете», я не знаю; хотя должность у нас небольшая, заработка нашего нам вполне хватает.

Дадаш выразительно посмотрел на Садыха, потом на Алибалу, словно хотел сказать этим взглядом, что их речи не сходятся и не знаешь, кому же верить.

Садых испугался, что Дадаш скажет Алибале: «Ни словам твоего товарища выходит, что на ваш заработок трудно прожить». Но Дадаш молчал, не называл имени Садыха, и это спасло его, иначе он попал бы в трудную ситуацию.

— Алибала-даи верно говорит, мы неплохо зарабатываем; во всяком случае, живем нормально.

По удивлению, отразившемуся на лице Дадаша, было ясно, что он понял: Садых прирабатывает, а, Алибала живет на оклад. Алибала понял это, и Садых понял, что влип. Несколько секунд они молчали, переглядываясь. Взгляд Алибалы говорил: «Не думал я, что Садых меня обманывает и ставит в положение обманщика…» Взгляд Садыха говорил: «Если бы знать, что этот Дадащ такой трепач, что услышит, то и выложит Алибале, я бы не то что доверительно ничем с ним не поделился, но и вообще не стал бы с ним говорить». А лукавый взгляд Дадаша говорил, что, судя по всему, тут что-то есть, только неясно, который говорит правду.

На столике лежали сочные груши, Дадаш нагнулся к корзине, достал еще несколько штук, помыл под краном.

— Угощайтесь. Только у нас в Кубе и растут такие. На базаре этот сорт не найдешь. Я выращиваю их у себя в саду. Есть еще кое у кого.

И он подал пример. Садых тоже взял грушу, истекавшую соком.

Алибала к фруктам не притронулся. И не сказал больше ни слова, «Почти сутки мы в дороге, но из-за тревоги за билет я не смог выкроить времени, чтобы по душам поговорить с Дадашем. Ну ничего, еще завтра есть полдня, наговоримся».

В большом дворе старинного каменного дома по улице Касума Измайлова пылал костер. В глубокой медной таве жарились потроха. Дурманящий аромат распространялся и на соседние дворы.

Алибала, подобно заправскому повару, повязавшись белым передником, медной шумовкой помешивал мелко накрошенные потроха и картофель.