Трудная полоса - [27]

— Почему ты промолчала вчера? Эх, суслик! Так приехать сейчас не можешь? Нет? Никак? Ну ладно, гульнем, когда вернусь. Отметим праздник...

— Нет, Арсений, как ни жаль, нет! Уже не отметим. Беги скорее, опоздаешь на катер. Чао!

Последняя фраза была снова сказана тем мягким бархатным голосом, который напомнил ему мгновения их близости. Но Таня уже положила трубку. Арсений поглядел через окошко телефонной будки на катер. Оттуда махали руками. Ничего, подождут... Снова набрал номер. Взяла сама...

— Ты что бросаешь трубку?

— А о чем говорить, Арсений, все сказано.— Голос у нее грустный и ласковый.— Я и в самом деле выхожу замуж. Ты почему-то не принял этого всерьез...

— Но за кого? И зачем?

— За хорошего человека, который меня любит. Нормальной жизни хочу, понимаешь! Хочу ребенка и чтоб у ребенка был отец. Как будто понятно. Разве тебе самому это не приходило в голову?

— Таня, я ж никогда не отказывался... У нас как-то не было об этом разговора.... Ты еще так молода, зачем тебе ребенок?

— Ну тебе-то он не нужен. Он помешает тебе жить в свое удовольствие...

— Хорошо же ты обо мне думаешь!

— Уж как есть. Пойми, я устала. Устала казаться веселой, когда мне хочется плакать. Устала встречать и провожать тебя и ждать месяцами, когда ты соизволишь вспомнить и позвать меня... А ты и мой день рождения забыл...

Она говорила спокойно, и Арсений понял, что Татьяна приняла окончательное решение — и теперь выкладывала ему все, что накопилось за эти годы.

— Таня, давай отложим этот разговор. Зачем по телефону?

— По телефону, Сенечка, это хорошо. Это легче. Я не вижу тебя — и мне не так больно. Ты ведь понимаешь, я люблю тебя, и это, видно, навсегда, но и это ничего не меняет. Я благодарна тебе за все. Только уже хватит.

— Таня, я никуда не поеду, ни на какой остров. Сейчас приду к тебе, все обговорим тихо-мирно, ты в горячке просто...

— Нет, милый, приговор окончательный, обжалованию не подлежит.

«И это ложь, ложь, ложь!» — мелькнуло в голове. — И на том спасибо. Беги, не то твой катер и в самом деле уйдет...

Она все еще не клала трубку, Арсений слышал ее дыхание. Теперь трубку повесил он сам.

...Арсений вскочил на борт, когда трап уже убрали и между причалом и катером узким ножом сверкала полоска воды. Смотрел на реку. На берегу — штабеля, целые улицы леса — это поплыли лесозаводы, один, другой, и без конца... Река тут разделялась на множество рукавов, огибала несметное количество островков, которые сама же и намыла, от маленьких, пустынных, скорее кос, а не островков, до огромных, заросших лесом и кустарником, заселенных людьми... Фарватер здесь старпом знал назубок, но они шли не там, где обычно ходят торговые суда, а по другой протоке...

Арсений пытался думать о реке и о речниках, таких, как капитан или моторист этого небольшого катерка, о том, какая у них жизнь и чем она отличается от жизни моряков дальнего плавания. Он пытался, но не мог думать обо всем этом, потому что в ушах все еще звучали Танины слова. Собственно, когда-то такая связь должна была порваться. Таня умница, что решилась разрубить узел... Прежде она боялась потерять Арсения и молча признавала его поступки и решения единственно возможными, даже если при этом и унижалось ее человеческое достоинство. И это представлялось ему естественным. Редкие вспышки возмущения он просто не принимал во внимание. Ему всегда нравилось думать, что он не посягает на ее личность, что они оба свободны в своих поступках. Неужели она была верна ему? Ведь он даже не очень и скрывал, что у него есть другие женщины, в других портах...

Однако кто же это подходил к телефону? Будущий муж? Но не могла же она такие вещи при нем говорить! Ерунда, видно, приятели собрались день рождения отметить... Арсения вдруг рассмешило, что она разговаривала с ним, сидя на краешке ванной. Таня иногда уносила аппарат туда, когда в комнате было шумно...

Арсений спустился в кубрик. Море, ибо это было уже море, качалось в иллюминаторе вверх-вниз. Ветер срывал шапки волн и неистово швырял их о борт, в сотый раз промывая стекла. Видно было, как сливается желтая вода реки с чистой серой морской водою. Вот тебе и ассоциация! Река и море. Человек и люди. Вон там еще видны полосы бурой воды, а дальше и нет ее, исчезла, растворилась... Стала морем...

А на полу окурки. Смешно: до сих пор он всегда первым обрывал свои романы и увлечения, если они слишком затягивались, но с Татьяной рвать пока не собирался. Может быть, со временем он даже и женился бы на ней. Ведь любит же она его, сама сказала сегодня, а он всегда это чувствовал. Потому, может быть, и не торопился с окончательным решением. Казалось, Татьяна никуда не денется. А она, на тебе, отколола номер... Впрочем, их отношения давно уже таили в себе червоточину...

Арсений сидел в углу каюты, упираясь ногами в массивную, вделанную в палубу ножку стола. Усердно, сам того не замечая, отламывал маленькие щепки от выступающей над столом планки. Самолюбие, конечно, заедает, но, в сущности, он испытывал сейчас, если очень честно, облегчение. Слава богу — он снова свободен... А на что ему эта свобода? Нет, нет, жениться сейчас, с бухты-барахты — по меньшей мере, странно. А может быть, и стоило? Может быть, надо было вести себя с Танькой как-то иначе? «Дрянцо вы, Арсений Никитич, сволочь порядочная» — она имела все основания сказать так, но не сказала, еще зачем-то благодарила... Что-то, что-то не так...