Трудная полоса - [22]

Шрифт
Интервал

— Хорошо, пойдем, Степа.

— Вот и молодец! Ты иди и подожди меня у памятника... Я догоню...

Лучше бы он этого не говорил. Боится, чтобы не увидели их вместе. Все. Никакого озера. Вон как он уничтожал ее сегодня перед всем народом!

— Спасибо, Степан Иннокентьевич, за приглашение, но мне некогда. До свидания.

— До свидания, до свидания, Катерина. А то, может, подумаешь еще?..

— Пока.— Катя направилась к выходу, ничего не видя перед собой. Слезы опять навернулись на глаза. Как незрячая, прошла мимо Ивана. Он остановил ее, взял за руку.

— Ты домой, Катя? Я провожу тебя.

— Спасибо, Ванюша, не надо.— Катя вдруг увидела Ивана, его ласковые, измученные глаза, приподнялась, поцеловала в щеку: — Спасибо тебе, Ванюша, я как-нибудь сама...

Выскочила на крыльцо. Там ее уже поджидала Верка.

— А ты чего здесь? — спросила ее Катя.

— Как же, тaкoe дело... Я тут — делегатом от наших. У Галки все сидят, тебя ждут. Пошли... Вместе будем работать — хоть работа лучше пойдет... А за качество не волнуйся, стараться будем...

Катя улыбнулась: все-таки бригада — за нее! Дев-

чонки, девчонки дорогие! Но как идти к Галке после всего?

— Да мне бы домой...

Сегодня и так тяжело было, а идти к Галке, надо извиняться... Невозможно сегодня... Вот разве завтра... А сегодня — к маме, хоть помочь по хозяйству, да и выреветься...

А на крыльце управления стоял, курил, глядел вслед девчатам Иван. Потом к нему подошел и встал рядом Степан Иннокентьевич. И тоже глядел туда, где по улице шли рядышком Верка и Катерина. Мужчины были едва знакомы —по работе,— просто стояли рядом, молчали и курили... Почему бы не покурить на свежем воздухе после рабочего дня? Погода отличная, солнце светит по-весеннему, и на деревянной резьбе домов поблескивают первые сосульки...




Август

Город возник неожиданно из бесконечного серого: топей, лесов, туго натянутых линий просек, из свинцовых прожилок рек. На многие километры растянулся он вдоль реки, и сверху хорошо было видно двухэтажный мост и суда на рейде. Тут преобладали уже желтые тона: свежих досок, сложенных в штабеля на лесозаводах, покатых крыш, песка пляжей, бурой, пропитанной торфом воды большой реки. Линия горизонта быстро падала — самолет лег на крыло — и, покачиваясь, уплыла в сторону. Все ближе, ощутимее земля, стремительнее бег полей, болот, деревьев, игрушечных машин на дорогах...

Арсений откинулся на спинку кресла. Отступило все, чем он жил последнее время и еще эти два часа в самолете. Погрузка, выгрузка, чистота на судне, порт назначения... Десять лет будто сброшены с плеч, ему снова двадцать пять, и снова — юношеское ощущение легкости, праздника и свободы. Хорошо вот так: отрешиться от всех забот, вырваться из железного распорядка вахт, не отмечать в предутренние часы курс на карте, не мерзнуть и не глядеть в черноту, а спать ночами — и вдыхать запах Танькиных волос... Он позвонит ей тотчас же — сегодня они будут вместе—и увезет ее на юг. Славно!

Придется еще зайти, правда, в больницу к стармеху. Поручение экипажа, сам капитан просил. Да как идти-то? Поссорились они. Размолвка, кажется, пустяковая, а столько крови попортила! И все из-за того, что чересчур грубо, видите ли, Арсений отчитал вахтенного. Приказал снять с вахты. Правильно отчитал: уснул тот у трапа! Лицо судна называется! А стармех прицепился. Дескать, сам выпил, так уж сиди в каюте и не высовывайся. Да матроса этого вообще надо было списать с судна, пожалели еще человека! Ни помполит, ни капитан Арсению слова не сказали, а Климушин решил побеседовать на педагогические темы. Думает, с отцом на одной посудине плавал, так теперь всю жизнь может воспитывать?..

Арсений еще думал о ссоре со стармехом, когда легкой своей походкой — в юности специально тренировался, чтоб каждый шаг прочувствовать до конца, до кончиков пальцев — поднялся по лестнице аэровокзала, прошел через боковой холл, где за высокими столиками люди торопливо обжигались кофе, к телефону-автомату.

Привычное, хотя и забытое немного сочетание цифр... Ответила подруга Татьяны.

— Татьяну Борисовну, пожалуйста. Услышал ее шаги, очень быстрые, и шорох.

— Алло,— проговорила она с таким придыханием, что у него все замерло внутри.

— Здравствуй! Узнаешь? Ждала?

— Арсений! Как снег на голову!

— Сию минуту с самолета и сразу звоню тебе. Ценишь?

— Ценю.

— Отпразднуем встречу?

Татьяна ответила не сразу, голос потускнел, будто она вновь была за тридевять земель от него.

— Это как водится, милый...

Арсению показалось, что она ждет от него каких-то других слов, и он поторопился выложить козыри:

— Кстати, чемоданы у вас уложены, миледи? Мы завтра же летим на юг. Лучшее время отпуска — август.

Татьяна не обрадовалась, как он ожидал.

— Это невозможно, у меня по графику в декабре...

— Сходи к начальнику, попроси. Вечером зайду к тебе. Поужинаем в «Полярном», потанцуем...

Он говорил негромко, чтоб не слышали те, кто стоял в очереди у телефона, и оттого все выходило особенно нежно, так что Арсению и самому нравилось. Ответы Татьяны, правда, как-то странно коротки, хотя он и чувствовал трепет ее голоса. При подруге, что ли, не хочет говорить? Ладно, вечером все будет ясно.


Рекомендуем почитать
Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.