Тропик Динозавра - [42]

Отправились мы туда рановато, поэтому, чтобы дать хозяевам возможность подготовиться, остановились за холмами, не доезжая до Наран-Булака. День был безветренный, и я думал, что они должны были слышать шум подъезжавших машин за час до прибытия. Наш лагерь был расположен выше, и ехать надо было по склону, открытому в сторону Наран-Булака. Когда наконец в положенное время мы приехали на зеленую лужайку, встали перед выстроенными в ряд палатками и вышли из машин в наших лучших экспедиционных нарядах, в лагере еще шли приготовления. В кухне распоряжались Нармандах и Бадамгарав — сотрудники палеонтологической лаборатории. Ловя носом запахи жареного мяса и глотая слюну, мы разыграли по матчу в пинг-понг и в футбол с хозяевами, старавшимися скрасить наше ожидание.

Прием состоялся в юрте, в большой тесноте и толкучке при свечах, с обильными едой и питьем. Много и оживленно говорили, пели то польские, то советские песни. С трудом преодолев стихийное, как обычно бывает у русских, гостеприимство, нам удалось выехать к себе только в час ночи.

Мне казалось, что я только-только уснул, а уже пора было вставать: восемь утра. На этот день мы назначили выезд в Ширэгин-Ташунскую впадину, таинственный и пустынный край, лежащий по другую, северную сторону горной цепи Нэмэгэту. Там не было ни пастухов-кочевников, ни поселков, ни колейных дорог, ни джейранов, пи путников.

4

С полотенцем на шее я высунулся из палатки, собираясь идти к бочкам с водой, стоявшим возле кухни. Я мог выбирать одну из двух дорог вокруг холма, отделявшего меня от остального лагеря. Холм изолировал от туков вечерней болтовни, а потом и храпа. Можно было пройти влево по сайру с размытыми плитами. Путь был удобен, наверху стояла палатка Томаша, всегда плотно закрытая в это время. На мое приветствие Томаш ответил не сразу, тоном, который должен был убедить меня в том, что хозяин палатки давно одет, умыт и готов к завтраку. Обычно он добавлял что-нибудь мрачное насчет погоды, но из палатки не показывался.

На противоположном склоне устроился Пэрлэ. Я застал его перед зеркальцем, поставленным на камне: он причесывался гладенько на пробор, как примерный ученик. Дальше стояла юрта, служившая клубом и местом сиесты, еще ниже, у подножия сайра, примостился домик-кухня, перед ним бочки и куча саксаула, здесь было место для костра.

Однако я пошел направо, более трудной дорогой, взобрался на перевальчик и по мягкому грунту, по склону холма, добрался до большой палатки, думая, что придется будить ее обитателей. Но Войтек, обнаженный до пояса, делал утреннюю гимнастику. Он поднимал над головой ось опрокидной вагонетки с двумя колесами, которую привез из Гурван-Тэса. Циприан все еще не мог расстаться со спальным мешком. Услышав мое приветствие, он отозвался сонным, но необычайно мощным голосом.

— Послушай-ка, — сказал он, — побудка должна быть дифференцирована.

— Как это понимать?

— Очень просто. Каждому из нас нужно разное время для приготовления к завтраку. Я, например, — пояснил Циприан, — могу идти к столу прямо из спального мешка. Зато могу поспать лишние четверть часа.

— А какая экономия воды… — добавил я.

— Экономия! Я не так уж много расходую!

Я пересек округлую долинку и спустился к кухне. Палатки расположились по дуге. За скалистой грядой разместились Самбу с Сайнбилигом, Энхэ с Мягмаром. Завтрак готовил заспанный Ендрек с лицом, подобным градовой туче. Ему помогала ласковая, как утренняя заря, Марыся, единственная из всех, кто охотно приходил на помощь сверх дежурств. Они расставили на столе под полотняным навесом нарезанные сыр, хлеб, колбасу. Энхэ месила в кухне овсяные лепешки. Эдек чистил зубы, поставив стакан на бампер «стара». Он все время спал в кабине, так и не поддался уговорам перейти в палатку. С места в карьер мы стали обсуждать, что заберем с собой в Ширэгин-Гашун. Нам было известно, что там нет воды, и надо везти все необходимое для жизни.

После завтрака мы нагрузили машину. Поехали Эдек, Тереса, Войтек, Пэрлэ, Томек и я. В Гурван-Тэсе Пэрлэ выскочил из машины и отправился в юрту Будэ. До сумерек было еще далеко, и мы отъехали в пустыню, чтобы переночевать среди холмов. Не спеша разбили лагерь, чувствуя себя беззаботно, как на пикнике, и радуясь, как всегда в подобных случаях, отъезду из многолюдного лагеря и переменам в надоевшем распорядке жизни.

Сорвался ветер, и нас начало засыпать песком, поэтому Эдек поставил машину бортом к струе воздуха. На борту мы укрепили кусок брезента, половину его расстелили на земле, а на нем разложили матрацы и спальные мешки. Сразу сделалось тише, ветер свистел где-то поверху, и ничто не мешало смотреть на звездное небо.

— Вот это жизнь! — вздохнула Тереса.

— Подожди, — как всегда зловеще отозвался Томек, — скоро налетят комары…

Ему не удалось испортить нам настроение, хотя то, о чем он нас предупреждал, вполне могло случиться. Мне пришлось однажды пережить комариную ночь в пустыне.

В 1965 г. мы ехали в Западную Монголию в Алтан-Тээли к местонахождению костей носорогов. На ночь остановились в сухой местности на покрытых травой холмах. Расстелив спальные мешки, мы улеглись на них, но укрываться не стали, поскольку были измучены дневным зноем, да и вечер стоял жаркий. И тут-то на нас налетели тучи комаров. Они набросились внезапно, вмиг одежда, руки, лицо, шея покрылись сплошной копошащейся массой. Они не кусали, а грызли, раздирали тело. А мы, вместо того чтобы бежать, залезли в мешки, застегнув их на молнии, и накрыли лица. Это был самый плохой выход из положения. Никто не отважился высунуть носа наружу, хотя жара была невыносимая. Прошло минут двадцать, пока я управился с насекомыми, забравшимися в мешок. Моя кожа, покрытая кровавой кашицей, горела, словно ее облили кислотой. Когда же, полузадохнувшийся, я улегся неподвижно, почти не дыша, то услышал грозное, громкое, как тарахтенье моторного велосипеда, жужжание комариной тучи, повисшей над моей постелью. Оно не смолкало до рассвета. Агрессивные, кровожадные, обезумевшие от голода, остервенелые комары готовы были сожрать меня немедленно. Далеко за полночь я немного задремал, но меня тотчас разбудила резкая боль: передовой отряд разбойников порвался через какую-то щель в укрытие. Я задыхался, обливаясь потом. Вокруг раздавались стопы. Утром, когда солнечные лучи осветили спальные мешки и температура внутри наших убежищ поднялась еще выше, мы едва живые лежали в таких мокрых мешках, будто их тянули из воды. На рассвете комары улетели. Жужжание стихло. Эрдэнибулган звал на помощь. Лицо его распухло и походило на дыню, глаза исчезли.