Тропик Динозавра - [27]

Строение черепа мультитуберкулата обнаруживало такое поразительное сходство с устройством черепов современных грызунов, что, казалось, путем простого сравнения можно было бы восстановить картину образа жизни этого древнейшего млекопитающего, хотя грызуны не являются потомками мультитуберкулатов, ветвь которых угасла в третичном периоде. Сходство анатомического строения говорит о том, что и жизненные потребности, а также климат и окружение были одинаковыми.

Млекопитающие из Хэрмин-Цава могли обитать в зарослях и кустарнике на берегах здешних рек и озер, выкапывали в чащобе норки, кормились по ночам, спасаясь от жары и хищников. Они были покрыты шерстью, а строением тела и конечностей скорее напоминали крупную крысу, чем кролика, у которого задние лапы приспособлены к длинным прыжкам. Они питались травой или листьями. Из наблюдений Зофьи следует, что детеныши мультитуберкулатов, так же как и современные нам детеныши сумчатых, проходили период созревания в брюшной сумке самки. Наиболее грозными противниками млекопитающих были небольшие мощные динозавры размером с индюка или кенгуру, а поблизости от воды — крокодилы.

Система терморегуляции травоядных мультитуберкулатов, как и насекомоядных млекопитающих, в тот период была еще несовершенна. Благодаря постоянной температуре тела (недавнее достижение в их развитии), они не реагировали на охлаждение воздуха, однако полагают, что они все еще испытывали затруднения при необходимости охлаждения тела. У них еще не было потовых желез, а также механизма выделения тепла посредством глубокой вентиляции легких с помощью дыхания. Вынужденные передвигаться в жарком климате, особенно днем, они перегревались, утрачивали способность к обороне или бегству. Именно в этом следует усматривать причину, по которой в течение нескольких доисторических эпох эти животные не увеличивались в размерах: небольшому по объему телу легче было освободиться от избытка тепла. Возможно, как раз поэтому и течение всего третичного, юрского и мелового периодов млекопитающие занимали необычайно скромное по сравнению с динозаврами место в животном мире. Правда, система терморегуляции позволила им развить нервную систему и ускорить сложные физиологические процессы. Однако динозавры, не менее ловкие в движениях, достигли больших, даже гигантских, размеров и целиком овладели средой обитания, оставив млекопитающим лишь немногочисленные экологические ниши.

Динозавры не испытывали трудностей при освобождении от избыточного тепла. У них не было изолирующего покрова — оперения, шерсти и, скорее всего, жировой прослойки. Они имели сравнительно тонкую, иногда покрытую чешуями или костными пластинами кожу. Подвижные, легко охлаждавшиеся даже в очень жарком климате, они царили на всех континентах Земли. Преобладание динозавров послужило причиной тому, что млекопитающие не смогли распространиться на другие жизненные территории, развить новые формы, приспособленные к обитанию в различной среде, и конкурировать с динозаврами в овладении пастбищами и местами для охоты. Необходим был необъяснимый катаклизм, который пронесся над планетой, смел динозавров с лица Земли и без вреда прошел над головами млекопитающих, чтобы они могли воцариться повсюду.

Пелена белых туч заволокла небо. В воздухе разлился туман. Мы чувствовали себя как в душной, насыщенной влагой теплице. Назойливо жужжали лохматые мухи. Поиски других ископаемых животных вокруг места, где Тереса нашла череп млекопитающего, не увенчались успехом. Кончился запас воды, и после полудня нужно было возвращаться в лагерь.

По дороге спустила покрышка, и мы остановились, чтобы поправить поломку и переночевать. Пока снимали колесо, все разговоры только и вертелись вокруг единственного и так прекрасно сохранившегося черепа млекопитающего, который мы везли с собой, упаковав в коробку с ватой. Этой находкой палеонтология определяла новое, одно из немногих в мире место обитания млекопитающих мелового периода.

После оранжерейной дневной духоты наступил чуть теплый, мягкий, безветренный вечер. На бархатных песках там и сям зеленели кусты саксаула. Шлепая ногами, пришли откуда-то верблюды и удалились, оставив на ветвях кустарника клочья шерсти.

Когда наступили глубокие сумерки, я отошел со своим матрацем на несколько десятков шагов и устроился на ночлег. Где-то совсем рядом с шумом взлетела саксауловая сойка, уселась на кончике ветки, запела, позвала кого-то чистым голосом флейты, вспорхнула, показывая свое сизо-кофейное оперение с белыми полумесяцами на крыльях. И песня и полет были частью ничем не нарушаемого безмятежного покоя. Это состояние покоя одинаково ощущали и люди и животные. Я улегся и закрыл глаза. Вокруг остывали пески, угасали последние блики красного света.

Среди ночи я проснулся от запаха саксаула, исходящего от его маслянистого сока и зеленой мякоти. Ветер с шуршанием нес мимо спального мешка кусочки аргала. Долго еще слушал я тоскливое протяжное рыдание верблюдов.

7

Однажды мы вспомнили, что в прошлом году в «сайре с пещерой» Веслав Мачек нашел, как ему показалось, черепаху. Где-то высоко в стене торчал беловатый контур в форме эллипса, похожий на срез панциря. Экспедиция уже свертывалась перед отъездом на родину, и на более подробное обследование не оставалось времени. Черепаха должна была быть огромной, так как овальный контур, по мнению Веслава, был больше одного метра диаметром.