Тропик Динозавра - [26]

Они далеко разбредались по обширному пастбищу, но, если из-за холма внезапно выскакивал хищник, довольно проворно убегали. Протоцератопсы способны были делать крутые повороты, чтобы уйти от погони и успеть присоединиться к стаду. Кто знает, может быть, сбившись вместе, при взаимной поддержке, они даже пытались отогнать хищника, угрожая ему открытыми клювами и шипением. Взрослый протоцератопс с его роговыми челюстями, загнутыми, как острые крючья, вероятно, был достаточно грозен для любого животного таких же габаритов.

Самка выгребала в теплом песке углубления, чтобы отложить в них продолговатые яйца четырнадцати сантиметров в длину. Она складывала их двумя-тремя концентрическими кругами. В кладке случалось до двадцати яиц. Засыпанные песком, они пребывали в укрытии вплоть до благополучного вылупливания детенышей. Однако это бывало далеко не всегда. Яйца могло смыть ливнем, или они становились добычей других динозавров, которые шныряли поблизости. Как знать, возможно, до них добирались и млекопитающие, хотя и были раз мерами меньше яиц, но все же вполне способны проколоть скорлупку острыми зубами и выпить содержимое.

Если же не происходило ничего страшного, то спустя некоторое время выглаженный ветром песок начинал шевелиться, подниматься, осыпаться. Из-под него выползали существа в несколько сантиметров длиной, с треугольными головами, облепленные песчинками, осколками скорлупы, ослепленные светом. Те, что находились во внутреннем круге, немного отползали, чтобы дать место следующим, вероятно, они вылуплялись с некоторым перерывом во времени. Детеныши обсушивались, пробовали свои мышцы, открывали и закрывали маленькие пасти, выгибали хвосты, делали первые шаги, привыкая к своему телу. Через несколько минут они уже были способны самостоятельно питаться. Основная информация о том, что и как делать, поступала к ним через гены родителей. Остальное приносил опыт — тем, кто переживал первый, самый трудный период до значительного изменения в размерах. А пока они оставались легкой добычей для других плотоядных хищников. Вблизи вод им угрожали крокодилы. На открытом пространстве — двуногие проворные динозавры метрового роста, велоцирапторы, на бегу внезапно нападавшие на свою жертву, подхватывая ее передними лапами с гибкими пальцами и острыми когтями. Не исключено, что молодые протоцератопсы искали защиты в стаде взрослых. Тогда им легче было избежать внезапного нападения. Получив своеобразное предупреждение об опасности, они могли притаиться под кустом, в тени, в то время как взрослые особи отвлекали на себя внимание хищников.

Над «полем протоцератопсов» опустилась душная жаркая ночь. Я лежал и не видел ничего, кроме освещенной звездами бездны над собой. Меня разбудил шум ветра. Он гудел среди башен останцев, как в корабельных мачтах.

Двумя днями позже мы начали обследование очищенных от камней и песка плит у въезда в Хэрмин-Цав, под красными столбами. Они торчали кверху, как многоярусные заготовки для скульптуры — обтесанные, но не закопченные. Над ними дымкой поднимался оранжевый свет, словно кто-то подсвечивал их рефлектором.

Войтек первый отыскал среди камней более десятка яиц рептилий, похожих по величине на перепелиные, с хорошо сохранившейся скорлупой.

Сначала нам показалось, что это черепашьи яйца. Минуту спустя Тереса позвала нас, чтобы показать череп ящерицы размеров игуаны. Сросшиеся с прочной скалой слегка раскрытые челюсти обнажали два ряда целых мелких зубов с тремя выростами, покрытых блестящей эмалью. Вскоре и Зофья нашла такую же, только не в степе, а в грунте; верхняя челюсть черепа выступала поверх горизонтальной каменной плиты. Я стал вырезать вокруг нее ложбинку, чтобы отделить вместе с куском скалы. Зофья пропитывала череп клеем, а Тереса и остальные отправились в горы. После нескольких ударов молотка вслед за черепом стали обнажаться другие части скелета, и вот уже перед нами весь скелет ящерицы длиной в шестьдесят сантиметров. В легком изгибе застыли позвоночник и хвост, четыре ноги с изящными, расставленными в стороны пальцами. Казалось, что животное прикорнуло на солнцепеке и больше не проснулось.

В это время откуда-то примчалась Тереса, и уже падали было видно, что она осторожно несет что-то в вытянутой руке. Опустившись на колени рядом с нами в не говоря ни слова, она подала Зофье обломок скалы величиной с лимон. Мы несколько секунд всматривались в добычу, стараясь понять, что так взволновало Тересу. Может быть, здесь кусочек черепа млекопитающего, а то в весь череп? Зофья повернула в руке находку, и тогда я понял. Весь этот камень представлял собой череп. Велела обнаженная черепная кость с ярко выраженными швами, сбоку прорисовывалась нижняя челюсть с мощными резцами, загнутыми в форме сабли, покрытыми желтой эмалью. Типичный череп многобугорчатого млекопитающего — мультитуберкулата. Но каких размеров! Почти с кролика! Таких мы еще не видели в Гоби.

Череп — восьми сантиметров в длину. Зубы нижней в верхней челюстей плотно сжаты в положении прикуса. Здесь, на месте, не разделив их, мы не в состоянии были проверить число бугорков на зубах. Если бы их было больше, чем на зубах многобугорчатых из Баин-Дзака, это могло бы служить доказательством того, что осадочные породы Хэрмин-Цава более молодые, чем породы Баин-Дзака. Разъединить челюсти в лагере было невозможно, это требовало тщательной лабораторной работы, которая могла быть выполнена только в Варшаве. И все-таки сам размер черепа служил косвенным показателем молодости пород. В процессе эволюции этих млекопитающих с течением времени они начали увеличиваться в размерах. Для окончательного вывода нужны были еще хотя бы несколько экземпляров.