Тритогенея Демокрита - [38]
— Зачем тебе деньги, Дамаст? — спросил Демокрит.
— Видишь ли, — замялся Дамаст, — если я скажу тебе, что я задумал, ты станешь смеяться.
— И все же?
— Клянусь, это доброе дело, брат.
— Не клянись, Дамаст, не клянись. Нет такого доброго дела, ради которого желают разбогатеть. Поэтому я тебе ничего не скажу. Достаточно того, что я предупредил тебя в свое время о ливне: ты заработал на этом не один талант. Разве не так, Дамаст?
— Я и сам знал, что будет ливень, — ответил Дамаст. — Еще задолго до твоего предупреждения я отдал приказ свезти хлеб под крыши.
— Стыдно врать, Дамаст. Впрочем, ты всегда любил врать. Однажды, когда мы были еще детьми, ты сказал мне, что горит нащ дом. Помнишь? Я бежал через весь город, у меня чуть не разорвалось сердце…
— Я не помню такого, Демокрит.
— Зато я помню. Итак, ты заработал много денег, когда спас хлеб от ливня. Не отрицай.
— Ладно, допустим, что так. Но не потому, что ты предупредил…
— Помолчи! — повысил голос Демокрит. — Уже темнеет, и мне пора домой. О том, что я заберу с собой Клиту, мы договорились.
— Не сегодня, однако: ведь она больна.
— Я унесу ее на руках. Ночью пойдет дождь и будет идти несколько дней. Я унесу Клиту до дождя.
— Дождь пойдет? Ночью? Что-то не похоже.
— Увидишь, не долго осталось ждать. Жаль, конечно, что этот дождь никому не повредит, верно? — засмеялся Демокрит, — Ты успел бы воспользоваться моими предсказаниями… Впрочем, довольно об этом. Прощай, брат.
— Действительно, потянуло сырым ветром, — поежился Дамаст. — Все-таки я задумал доброе дело. Хочешь, скажу какое?
— Ладно, скажи, — остановился Демокрит.
— Для этого дела мне нужны большие деньги.
— Сколько же?
— Талантов тридцать.
— Но это же целое состояние, Дамаст.
— Да, брат. Целое состояние. Чтобы построить храм, мне нужно тридцать талантов. Храм Деметре>52.
— Ах вот как! Теперь понятно! — засмеялся Демокрит. — Ты желаешь разбогатеть, чтобы построить храм Деметре, которая помогала бы тебе богатеть… Умнее не придумаешь, Дамаст. И ты, конечно, желаешь прославиться сооружением храма?
— Да, — сказал Дамаст. — Это была бы добрая слава.
— Ты потрать на это уже имеющееся богатство, — предложил Демокрит. — Ради собственной славы и благосклонности богини стоит пожертвовать деньгами.
— Ты жалеешь дать мне добрый совет, Демокрит, а между тем корабль с Диагором и Алкибией все дальше уходит от берегов Фракии.
— Пусть уходит, — сказал Демокрит. — Пусть уходит, — повторил он, вздохнув. — Люди должны испытывать свою судьбу, иначе они никогда не узнают счастья.
Ты растратил большие деньги, принадлежавшие нашей семье, Демокрит. И если ты не хочешь возвратить их для себя, возврати их для меня. Я до сих пор жалею, что мы доверили тогда тебе такую большую сумму. Кстати, Демокрит, по законам нашего полиса, мы можем судить тебя за растрату наследства и приговорить тебя, например, к непогребению после смерти.
— Знаю, — сказал Демокрит.
— Мы можем даже изгнать тебя…
— Знаю и это. Ведь вы позаимствовали свои законы у Афин.
— Ты вывез богатство за пределы Абдер и там пустил его на ветер…
— Я верну богатство Абдерам, Дамаст, но не деньгами, а знаниями.
— Хорошо. Вот и скажи мне для начала, как разбогатеть, подари одну из своих истин.
— Никогда, Дамаст.
— Почему?
— Потому что ты хищник. Ты родился с открытыми глазами, как рождаются львы… Прощай.
Демокрит вошел в комнату, где лежала Клита.
— Клита, — позвал он, склонясь над ложем няньки, — это я…
Клита смотрела на него грустными глазами. При колеблющемся свете лучин казалось, что она безмолвно гримасничает, словно лишилась языка.
— Это я, Клита. Ты узнаешь меня?
— Да, Демокрит, — ответила она слабым голосом. — Зачем ты пришел?
— Я хочу унести тебя домой…
— Мой дом здесь, Демокрит.
— Твой дом там, где я, Клита. Разве не так? Прости меня, Клита. — Он коснулся лбом ее груди.
Клита погладила его волосы.
— Прости и ты меня, — сказала она.
— Я прощаю. Мне показалось тогда, что беда пришла только ко мне. Но это была и твоя беда, Клита. Теперь мы еще больше нужны друг другу.
— Да. Когда вернутся силы, я приду к тебе, Демокрит.
— Нет. Я унесу тебя. Ты легкая, Клита, а у меня крепкие руки. Скоро пойдет дождь… Я заверну тебя в простыни, Клита, тебе будет тепло. Дома разведем огонь, нам будет хорошо.
— Что скажет Дамаст? Он разрешил?
— Да.
— Ты устанешь нести меня. Это так далеко.
— Нет, Клита, нет.
Он завернул няньку в простыни, на которых она лежала, поднял на руки, бережно прижимая к груди.
— Люди будут удивляться, — сказала нянька.
— Уже темно, никто нас не увидит.
Когда они были уже за калиткой, кто-то закричал во дворе:
— Он же сумасшедший! Зачем же вы отдали ему старуху?
Никто не отозвался на этот голос.
— Кто это кричал? — спросил Демокрит у няньки. — Тебе знаком этот голос?
— Да. Это Сокл.
Дождь начался, когда они были уже за городскими воротами.
— Тяжело тебе, — сказала Клита. — Отпусти меня, я попробую идти сама.
— Не надо. Ты легкая, я совсем не устал… Да, — вспомнил он, — я не подоил Амальтею, торопился…
— Разве ты умеешь доить? — спросила Клита.
— Приходилось. В скитаниях я многому научился… Я подою Амальтею и напою тебя теплым молоком. Тебе сразу же станет лучше. А что давал тебе этот Сокл, как он тебя лечил?
