Три жизни: Кибальчич - [33]

Шрифт
Интервал

Обнял Маркел Петрович внука, потрепал большой рукой спутанные густые волосы, еще мокрые, вздохнул:

— Доброе у тебя сердце, внучок. Нелегкая твоя доля будет на этом свете.

А глаза Настасьи Осиповны слез полны.

В октябре 1861 года Коле Кибальчичу исполнилось восемь лет, а Миколе Иваницкому — девять. Приехал Иван Иосифович за сыном, но встретил слезы, мольбы ("Папа, пожалуйста, я в Конятине хочу!.."). Маркел Петрович сидел мрачный, сказал:

— Раз хлопцу здесь хорошо, чего ты?.. Иль не родные мы? А на харчи, ладно, брать буду, раз тебя гордыня заела.

На том и порешили. И держали отцы семейств совет: растут сыновья, пора думать, как дальше быть. Собственно, решено давно, традиция из веку: Кибальчичи, Иваницкие, Зеньковы — кланы священников на Черниговщине, надежная опора православной веры В Новгород-Северское духовное училище пойдут отроки, по отцовской стезе. А совет рядили один: где сыновей готовить в бурсу? В Коропе или в Конятине? К зиме вернется из Крыма больная Варвара Максимовна — не помогли ни врачи, ни южный воздух, болезнь медленно, но неуклонно делала свое дело. И порешили: в Конятине оба Николая подготовятся в духовное училище.

Маркел Петрович съездил в Короп за грифельными досками и учебниками. Буквари не понадобились — оба уже хорошо читали, а Коля мог, хоть и по слогам, немецкие и французские книги для детей читать — уроки матери не пропали даром. Писать не умели, хотя Коля лихо "печатал" слова на грифельной доске, срисовывая их с книг. Теперь сели за алфавит, прописи. Очень пригодилось Колино упорство.

А по арифметике познания учеников ограничивались детскими считалками да умением разделить по справедливости яблоки, груши, добытые в чужих садах.

Вскоре математические способности Коли поразили и озадачили учителя: ум быстрый, четкий, аналитический, все хватает на лету. Говорил при встрече Ивану Иосифовичу:

— Одарен. Прямо Ломоносов. Может, неправильно мы его… Может, лучше в гимназию?

Отец Иван был тверд: его сыновья будут священниками. Но способностями младшего гордился.

К этому времени в доме Маркела Петровича появился третий ученик, Сашко Рубанюк, одногодок Коли, — он его "откопал" на улице. Сашко был светленький, застенчивый, а в математике — бог, с Колей наперегонки задачки решали — всегда побеждал. А Коля, это было заложено в его натуре, совсем не завидовал Сашку, наоборот, восхищался им, говорил:

— Вот кто Ломоносов-то настоящий! Сашко наш!

Сашка с помощью Ивана Иосифовича одели и обули "по-пански". Помещик Сильчевский, дружный с семьей Кибальчичей, пообещал: "Закончит мальчик домашнее обучение, в гимназию отдам и пансион положу".

Только не суждено было Сашку в гимназию поступить…

На третий год обучения, до покрова, отдали родители Сашка внаймы к купцу Защанскому (рыба, мясо, колониальные товары) в Короп. Все же без лишнего рта в хате, и копейку какую в семью принесет.

…И был тихий, звонкий день, какие приходят на Украину в конце сентября, когда земля отдала людям все, что вырастили они на ней своими нелегкими трудами, и незримая усталость лежит на голых полях с колючей стерней, с сухими кукурузными быльями, с коричневыми шапками уцелевших подсолнухов на межах, из которых птицы потаскали зерна. Невесомость, прозрачность, тишина, от Десны тянет осенним холодком, паутинка блестит на солнце. Бабье лето…

Коля сидел в сарайчике за хатой, в "мастерской" колдовал над деревянными обрубками — будет фрегат под парусами.

Ворвался во двор Микола, лицо ужасом искаженное:

— Купец Защанский Сашка убил!..

— Что?

А дальше было все смутно.

Везли Сашка на телеге под рогожей, только ноги торчали в стоптанных разбитых сапогах и макушку белобрысую видно. Шатало телегу на колдобинах, и голова беспомощно болталась из стороны в сторону.

За телегой шла молчаливая толпа, она все росла. Коля тоже шагал рядом с телегой, неотрывно глядя на белобрысую Сашкину макушку. И все как во сне: телега, пегая понурая лошадь, люди, синее небо, в котором слюдяно блестит паутина. И Сашко, Сашко Мертвый.

А сзади чей-то голос скрипучий: "Мешок с кофием опрокинул, а зерны-то дорогие, колониальные, ну и ударил нешибко. По голове, правда, кто ж знал, что мальчонка квелый? Да и то! Где помер-то? В лазарете! Может, от лекарств. Подумаешь, один разок по голове…" Здоровым пудовым кулачищем по Сашкиной голове… В которой жил такой удивительный мозг!

Что-то тяжелое, черное, страшное копится в груди. Даже воздуха не хватает. Ненависть. И мысль вдруг недетская, тяжелая: "Да что это творится?.."

А дальше опять смутно, как во сне: Сашка отпевают в церкви, ладан плавает над гробом, где лежит он, маленький, светлый. Дьякон невнятно шепчет. Плач за спиной. "Господи, за что?"

— А-а! — Безумный крик застревает под церковными сводами. — Сы-но-че-ек!..

Мать Сашка выносят из церкви, не в себе она, глаза по толпе шарят, а в них — так страшно! — смех: "Сашенька, карамельку куплю, встань!"

Потом кладбище, могила, и гроб в нее опускают, уже заколоченный. В нем — Сашко. Да куда же ты, Сашко? Куда ты уходишь? Куда уходят те, кто умирает?

Земля гулко стучит по гробу, невидимому там, в страшной яме.


Еще от автора Игорь Александрович Минутко
Золотая братина: В замкнутом круге

История загадочной реликвии – уникального уральского сервиза «Золотая братина» – и судьба России переплелись так тесно, что не разорвать. Силы Света и Тьмы, вечные христианские ценности любви и добра и дикая, страшная тяга к свободе сплавлены с этим золотом воедино.Вот уже триста лет раритет, наделенный мистической властью над своим обладателем, переходит из одних рук в другие: братину поочередно принимают Екатерина Вторая и Емельян Пугачев, Сталин и Геринг, советские чекисты и секретные агенты ФСБ.


Двенадцатый двор

В психологическом детективе Игоря Минутко речь идет о расследовании убийства....Молодому следователю районной прокуратуры поручают первое самостоятельное дело: в деревне Воронка двумя выстрелами в спину убит механизатор Михаил Брынин...


Шестнадцать зажженных свечей

Повесть была напечатана в журнале «Юность» в номерах 6 и 7 за 1982 год в разделе «Проза».


Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Имя Николая Константиновича Рериха — художника, общественного деятеля, путешественника, знатока восточной культуры — известно всем. Однако в жизни каждого человека, и прежде всего в жизни людей неординарных, всегда есть нечто глубоко скрытое, известное лишь узкому кругу посвященных. Был такой «скрытый пласт» и в жизни Рериха.Игорь Минутко пытается, привлекая документальные источники, проникнуть «за кулисы» этой богатой событиями и переживаниями жизни человека, оставившего, несомненно, яркий след в истории российской и мировой культуры.


Бездна (Миф о Юрии Андропове)

Роман «Бездна (Миф о Юрии Андропове)» известного писателя-историка Игоря Минутко посвящен одной из самых загадочных и противоречивых фигур политического Олимпа бывшего СССР — Юрию Владимировичу Андропову (1914-1984), в течение 15 лет стоявшему во главе Комитета Государственной Безопасности.


Мишка-печатник

Один старый коммунист рассказал мне удивительный случай, происшедший в Туле в 1919 году. Я решил написать рассказ, положив в его основу услышанную историю.Для художественного произведения нужны подробности быта, аромат времени. Я запасся воспоминаниями туляков — участников Октябрьских событий, пошел в архив, стал читать пожелтевшие комплекты газет за 1919 год, и вдруг дохнула на меня революция, как живая предстала перед глазами Тула тех лет. В мою тихую комнату ворвалось дыхание великого и прекрасного времени, и я понял, что не могу не написать об этом.Так появилась на свет повесть «Мишка-печатник» — повесть о революции, какой я ее представляю, какой она живет в моем сердце.


Рекомендуем почитать
В запредельной синеве

Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


О смелом всаднике (Гайдар)

33 рассказа Б. А. Емельянова о замечательном пионерском писателе Аркадии Гайдаре, изданные к 70-летию со дня его рождения. Предисловие лауреата Ленинской премии Сергея Михалкова.


Братья

Ежегодно в мае в Болгарии торжественно празднуется День письменности в память создания славянской азбуки образованнейшими людьми своего времени, братьями Кириллом и Мефодием (в Болгарии существует орден Кирилла и Мефодия, которым награждаются выдающиеся деятели литературы и искусства). В далеком IX веке они посвятили всю жизнь созданию и распространению письменности для бесписьменных тогда славянских народов и утверждению славянской культуры как равной среди культур других европейских народов.Книга рассчитана на школьников среднего возраста.


Подвиг любви бескорыстной (Рассказы о женах декабристов)

Книга о гражданском подвиге женщин, которые отправились вслед за своими мужьями — декабристами в ссылку. В книгу включены отрывки из мемуаров, статей, писем, воспоминаний о декабристах.


«Жизнь, ты с целью мне дана!» (Пирогов)

Эта книга о великом русском ученом-медике Н. И. Пирогове. Тысячи новых операций, внедрение наркоза, гипсовой повязки, совершенных медицинских инструментов, составление точнейших атласов, без которых не может обойтись ни один хирург… — Трудно найти новое, первое в медицине, к чему бы так или иначе не был причастен Н. И. Пирогов.