Три персонажа в поисках любви и бессмертия - [32]

Она снова пересекла двор. Камни, мостившие его, украшала в этот утренний час кружевная тень от крупнолистых шелковиц. Ей вдруг захотелось пропрыгать весь этот двор с камня на камень, быстро и точно попадая ступней в середину каждого булыжника, как она делала это, когда была девочкой. Но она опомнилась, оправила накидку на плечах. Все же самой себе улыбнулась, не себе теперешней – почтенной сорокадвухлетней женщине, а той веселой, смешливой Туанетте с быстрыми глазами и вьющимися каштановыми волосами, Туанетте, которую отец прозвал почему-то Запятой, и хотя это прозвище было не самым нежным, не то что Зайка или Пчелка, как он звал старших, но ей быть Запятой нравилось. Иногда отец смотрел, как она прыгала по мостившим их двор камням, и задумчиво произносил: «Ох, Запятая, кто-то о тебя однажды споткнется».

Вошла в дом, пересекла комнату, служившую для приема посетителей, а также для книгопродажи, и устроилась в кабинете за рабочим столом, перед большим светлым окном, выходившим на улицу, ведшую к собору. Жалюзи были приспущены, и через отверстия в них утреннее солнце узкими лучами проникало в комнату и метило своим мимолетным клеймом немногочисленные, но со знанием дела подобранные предметы, составлявшие ее обстановку. Вооружилась любимым красным карандашом и стала вычитывать свежие гранки, лаская бумагу рукой и по привычке радуясь каждой найденной опечатке. Залаял пес. Приподняла жалюзи. Тот самый, желтый. Из-за угла выскочил. Бежал боком, оглядываясь назад. «Аббат Корнэ», подумала, и верно. Вслед за псом показалась развеселая компания мальчишек, а за ними стремительная фигура в сутане и шляпе. «Непоседа», подумала Туанетта с высокомерным удовольствием человека, который и сам был бы не прочь так побегать по улицам, но превозмог в себе это детское чувство и давно уже ходит, говорит и действует серьезно, то есть как все. Снова уткнулась в приходские новости. В дверь заколотили. Кто бы это мог быть? Девчонка ушла за покупками. А где же Анна? Она легко поднялась и сама пошла к двери: не принцесса. Карандаш за спиной скатился на пол. Эх, жаль, если грифель расколется. Открыла и удивилась. На пороге стоял аббат Корнэ. Стоял, а не летел мимо стрелой. Поздоровалась, пригласила войти. Он снял шляпу, но не двинулся. Так и стояли.

– У меня к вам дело, – произнес аббат. – Точнее, хочу вам поручить один манускрипт напечатать.

– Для церкви? – предупредительно спросила вдова, думая об оплате.

– Нет, это для меня лично.

– Вот как.

Она снова пригласила его войти. Проследовали в кабинет. Присела и указала ему на кресло напротив, но он остался стоять. Заметно было, что даже стоять на месте неподвижно было для него не вполне естественно. «Прямо как ребенок – переминается с ноги на ногу», подумала вдова. Вот и слава о нем идет, что человек, хоть и каноник, а не вполне респектабельный.

– Я вам сейчас покажу.

Он вытащил из-под сутаны довольно объемистую рукопись и плюхнул ее на стол. Она стала листать. Это были ноты, страниц шестьдесят, не меньше. Вернулась к титульному листу, разрисованному, и довольно недурно, разными рокайлями. Название гласило: «Современный органист. Сборник новых пьес во всех церковных тонах».

– Вот как, – повторила вдова.

Подумала: ноты. Наборных у нее не было. То была редкость. В Париже несколько издателей ими пользовались, но и у них выходило не слишком опрятно, да и соединять ноты в аккорды не было иной возможности, как только от руки. Это означает, что нужно будет полностью гравировать. Все шестьдесят страниц. Цельногравированное офортом влетит в копеечку. Заплатит ли?

– Как желаете фронтиспис оформлять? Как у вас нарисовано или по модели? У меня есть несколько образцов, по последней моде.

– Нет уж, – вдруг решительно запротестовал аббат, до того казавшийся покладистым. – Делайте по нарисованному, как я указал. И все остальное в точности по рукописи. Ничего от себя, пожалуйста. Все как есть. Мне по моде ни к чему.

Это было сказано несколько резко, даже неприятно. Что она такого особенного спросила?

– Прекрасно. Сделаем, как указано. А бумагу какую пожелаете? Вот есть у меня здесь голландская, она потоньше будет.

– Ну это как вам угодно, сами выбирайте.

Он посмотрел на дверь. Видно было, что спешил удалиться. «Не слишком воспитанный», подумала вдова.

– Лучше подешевле, – добавил.

– Видите ли, нотное издание придется целиком и полностью гравировать офортом на меди. Это оплачивается отдельно. Если вы пожелаете, я вам подробную смету составлю, а вы уж будете судить, печатать или нет. Смета у нас бесплатная, всегда можно отказаться.

Он блеснул раздраженно глазом.

– Благодарю.

Повернулся на каблуках. Направился было к двери.

– Постойте. Не угодно ли вам знать, когда смета будет готова?

– Да, в самом деле, – уже через плечо.

– Заходите послезавтра.

– Благодарю.

Едва поклонился, и след простыл. Дверь хлопнула. Она увидела в окно, как узкая спина с косицей метнулась в переулок. Куда он так вечно спешит? Точно вор бегством спасается. Снова полистала рукопись. Да, влетит в копеечку. Просить никак не меньше двухсот ливров. Откажется, наверное. Но меньше никак нельзя. И этак-то она едва, войдя в расходы, прибыль получит. Имея в виду двадцатипроцентный налог, что недавно ввели. Не шутка ведь, цельногравированное. Да и бумага в последнее время подорожала, даже если взять голландскую.