Три мушкетера. Том второй - [79]

 -- Позвать ко мнѣ г. Фельтона, приказалъ онъ.-- Подождите еще одну минутку, и я рекомендую васъ ему.

 Между этими двумя лицами воцарилось странное молчаніе, слышался только шумъ медленно, равномѣрно приближавшихся шаговъ. Вскорѣ въ полутемномъ коридорѣ показалась человѣческая фигура, и молодой лейтенантъ, съ которымъ мы уже познакомились, остановился на порогѣ комнаты въ ожиданіи приказаній барона.

 -- Войдите, милый Джонъ, обратился къ нему лордъ Винтеръ,-- войдите и затворите за собою дверь.

 Молодой человѣкъ вошелъ.

 -- Теперь, продолжалъ баронъ,-- посмотрите на эту женщину: она молода, прекрасна, обладаетъ всѣми прелестями земного соблазна -- и что же! Это чудовище, которой всего двадцать пять лѣтъ, уже совершила столько преступленій, сколько вы не насчитаете за цѣлый годъ въ архивахъ нашихъ судовъ; ея голосъ располагаетъ въ ея пользу, красота служитъ приманкой для жертвъ, тѣло платитъ то, что обѣщаетъ -- ей надо отдать въ этомъ справедливость; она постарается соблазнить васъ, можетъ быть даже попытается убить васъ. Я вывелъ васъ изъ нищеты, Фельтонъ, сдѣлалъ васъ лейтенантомъ; я спасъ вамъ однажды жизнь -- вы помните, по какому случаю: я не только вашъ покровитель, но другъ вашъ; не только благодѣтель, но отецъ; эта женщина вернулась въ Англію съ цѣлью убить меня; я держу эту змѣю въ своихъ рукахъ, и я позвалъ васъ и прошу васъ: другъ мой Фельтонъ, Джонъ, мое дитя, оберегай меня и въ особенности берегись самъ этой женщины; поклянись, поклянись своей честью сохранить ее для наказанія, которое она заслужила. Джонъ Фельтонъ, я полагаюсь на твое слово! Джонъ Фельтонъ, я вѣрю твоей честности!

 -- Милордъ, отвѣчалъ молодой офицеръ, глядя на милэди со всей ненавистью, какую только могъ найти въ своемъ сердцѣ,-- милордъ, клянусь вамъ, что будетъ все сдѣлано согласно вашему желанію.

 Милэди перенесла этотъ взглядъ съ видомъ жертвы, покорившейся своей участи; нельзя было вообразить себѣ болѣе покорнаго и кроткаго выраженія, чѣмъ то, которое было написано на ея прекрасномъ лицѣ. Едва ли самъ лордъ Винтеръ узналъ бы въ ней тигрицу, съ которой за минуту передъ тѣмъ онъ собирался вступить въ борьбу.

 -- Она никогда не должна выходить изъ этой комнаты, слышите ли, Джонъ, продолжалъ баронъ,-- она ни съ кѣмъ не должна переписываться, она ни съ кѣмъ не должна говорить, кромѣ васъ, если еще вы окажете ей честь говорить съ ней.

 -- Я поклялся, милордъ, этого достаточно.

 -- А теперь, сударыня, постарайтесь примириться съ Богомъ, потому что людской судъ надъ вами свершился.

 Милэди опустила голову, точно подавленная этимъ приговоромъ.

 Лордъ Винтеръ вышелъ, сдѣлавъ знакъ Фельтону, который вышелъ вслѣдъ за нимъ и заперъ дверь.

 Минуту спустя раздались въ коридорѣ тяжелые шаги матроса, бывшаго на стражѣ съ топоромъ за поясомъ и съ мушкетомъ въ рукѣ.

 Милэди въ продолженіе нѣсколькихъ минуть оставалась все въ томъ же положеніи, потому что она думала, что за ней наблюдаютъ въ замочную скважину; затѣмъ медленно подняла голову; лицо ея снова приняло выраженіе страшной угрозы и неустрашимости; она подбѣжала подслушать къ двери, взглянула въ окно и, вернувшись на прежнее мѣсто, сѣла въ кресло и задумалась.

 

XXIV. Офицеръ.

 Кардиналъ съ нетерпѣніемъ ждалъ извѣстій изъ Англіи, но никакихъ вѣстей не было, кромѣ непріятныхъ и угрожающихъ.

 Какъ ни была окружена со всѣхъ сторонъ Лярошель и какъ ни казался несомнѣненъ успѣхъ этой осады, благодаря принятымъ мѣрамъ и въ особенности плотинѣ, не пропускавшей ни одной лодки въ осажденный городъ, тѣмъ не менѣе блокада могла продолжаться еще долго къ великому стыду для оружія короля и къ большому стѣсненію кардинала, которому, правда, не нужно было ссорить Людовика XIII съ Анной Австрійской, такъ какъ это дѣло было уже сдѣлано, но предстояло мирить де-Бассомпьера, поссорившагося съ герцогомъ Ангулемскимъ.

 Брать короля только началъ осаду, а заботу окончить ее предоставилъ кардиналу.

 Городъ, несмотря на невѣроятную настойчивость своего мэра, желалъ сдаться и сдѣлалъ попытку возмутиться, но мэръ велѣлъ повѣсить взбунтовавшихся. Это наказаніе успокоило самыя горячія головы, и лярошельцы рѣшились лучше позволить себя уморить голодомъ. Эта смерть все-таки казалась имъ болѣе медленной и менѣе вѣрной, чѣмъ смерть черезъ повѣшеніе.

 Осаждавшіе отъ времени до времени перехватывали гонцовъ, которыхъ посылали лярошельцы къ Букингаму, или шпіоновъ, которыхъ посылалъ Букингамъ къ лярошельцамъ. И въ первомъ, и во второмъ случаѣ судъ былъ коротокъ: кардиналъ произносилъ единственное слово: "повѣсить". Приглашали короля смотрѣть на казнь. Король приходилъ вялой походкой и становился на удобнѣйшее мѣсто, чтобы видѣть всю операцію во всѣхъ ея подробностяхъ: это все-таки немножко развлекало его и разнообразило время осады, но не мѣшало ему, однако, сильно скучать и каждую минуту говорить о своемъ возвращеніи въ Парижъ, такъ что, если бы не попадались гонцы и шпіоны, кардиналъ, несмотря на всю свою изобрѣтательность, очутился бы въ очень затруднительномъ положеніи.

 Тѣмъ не менѣе время проходило, а лярошельцы не сдавались; послѣдній гонецъ, котораго схватили, везъ письмо. Въ этомъ письмѣ Букингамъ извѣщался, что городъ доведенъ до послѣдней крайности; но вмѣсто того, чтобы прибавить: "Если ваша помощь не придетъ раньше пятнадцати дней, то мы сдадимся", въ немъ было сказано только: "Если ваша помощь не придетъ раньше пятнадцати дней, то она застанетъ насъ всѣхъ умершими съ голоду".