Три минуты с реальностью - [115]

— Каких противоречий?

— Все тех же. Между богатыми и бедными. Не было действующей демократии, а значит, никакого сколько-нибудь справедливого распределения. Аргентина оставалась колонией. Да так это и есть до сих пор. Другие страны следят, чтобы тут ничего не изменилось.

— Какие страны?

— США, Франция, Англия, Германия — все индустриальные страны. И путь всегда один и тот же: покупают элиту, приобретая взамен право неограниченно эксплуатировать коренное население. И если население готово бороться с режимом, элита немедленно получает оружие, чтобы удержать его в узде.

— Как-то слишком просто, — сказала Джульетта. Хеерт раздраженно мотнул головой, но взял себя в руки.

— Джульетта, несправедливость, царящая на Земле, настолько вопиюща, что даже не очень прогрессивно настроенная Католическая церковь стала протестовать против нее — правда, без заметного успеха. А в семидесятые всякая разумная дискуссия полностью исключалась. В Латинской Америке шла война.

— Ты это уже говорил. Поясни.

— Всякое требование социальной справедливости немедленно выставлялось проявлением коммунизма. Кем? Индустриальными государствами. США, а вслед за ними и Европа, рассматривали любое движение за социальные права как попытку коммунистического переворота. При этом американцы, естественно, не хотели второго Вьетнама. Они изменили стратегию. Вместо того чтобы посылать войска, они послали военных советников и инсценировали государственный переворот. Это называлось Low Intensity Warfare 178. Целенаправленный террор против всего, что хотя бы отдаленно отдавало левизной. Нельзя забывать и о тогдашней геополитической ситуации. Мозги были затуманены «холодной войной». В Германии дело обстояло почти так же. Когда ты родилась?

— В тысяча девятьсот семьдесят девятом.

— Да. Ты этого не застала. Семидесятые годы. Поляризованный мир. Было два лагеря. Восток и Запад. Все, что хоть чем-то напоминало коммунизм, объявлялось злом.

Он остановился, чтобы помассировать виски. Джульетта наблюдала за ним с удивлением. До сих пор она совершенно неправильно воспринимала его. Но прежде чем она успела додумать мысль до конца, он снова заговорил:

— В семьдесят третьем году выборы в Аргентине выиграл сторонник Перона, который и организовал его возвращение. Народ чтил Перона едва ли не как святого. Все идентифицировали себя с ним — левые, правые и, конечно, военные. Еще прежде чем Перон ступил на аргентинскую землю, в аэропорту произошла перестрелка между представителями разных политических сил. Двести убитых. Самолет совершил вынужденную посадку в другом аэропорту. Но это так, для полноты картины. Перон, вернувшись, объявил себя правым. Левые чувствовали себя преданными и ответили террористическими ударами. Перон предоставил свободу пресловутой тайной службе, называемой «Три А». Слышала об этом?

— Нет.

— Антикоммунистический альянс Аргентины. Государственная команда убийц. И хотя «Три А» работали под эгидой государства, их методы мало чем отличались от методов террористов, с которыми они боролись. В городе по рукам ходили списки приговоренных к смерти. Кто составлял их — неизвестно. Типографии только печатали. Многим уважаемым людям — по большей части руководителям профсоюзов, журналистам, профессорам и юристам, узнавшим из этих листовок, что государство не будет препятствовать их уничто-жению, оставалось либо сломя голову удирать из страны, либо смириться с тем, что в один прекрасный день за ними придут, арестуют и убьют.

— И дело доходило до тех самых ужасных убийств, когда исчезали невиновные?

— Нет. Это началось позже. Пока мы говорим еще о «нормальном» времени, если понятие «норма» вообще применимо к данному случаю. Между государственными и оппозиционными террористами велась необъявленная война. В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году Перон умер. Власть перешла к его третьей жене, Изабелите, очень слабой в политическом отношении. К тому же на нее возлагали непомерные надежды. Она довела страну до внутриполитического и экономического кризиса. Инфляция достигла семисот процентов в год. К тому же власть в соседних Чили и Парагвае тем временем перешла к военным. И теперь это был только вопрос времени, когда именно то же самое произойдет в Аргентине. Двадцать четвертого марта семьдесят шестого года Изабелиту отстранили от власти и заключили под стражу. Началась так называемая «грязная война».

Он замолчал, глубоко вздохнул и отпил немного пива. В буфете было жарко. Они уже остались одни. Видимо, кто-то забыл закрыть большую стальную дверь за кулисами, потому что издалека до них вдруг донеслась пара тактов «Золушки». Всего несколько секунд, но рассказ Хеерта показался Джульетте еще таинственнее и ужаснее.

— Жертвами последующего беспримерного, прекрасно организованного торжества насилия, продлившегося более трех лет, стали от двадцати пяти до тридцати тысяч человек: их арестовывали, пытали, убивали, а тела сбрасывали в ямы или выкидывали в море из самолетов. Таких же людей, как мы с тобой. Исчезали даже подростки и дети.

Хеерт замолчал. Джульетта неподвижным взглядом смотрела в пол.